Онлайн книга «Две жены для Святослава»
|
– Иди, поднеси меду жениху! – Станибор махнул ей рукой. – Познакомитесь. Прияна чинно взяла у кравчего чашу – небольшую, зато из серебра с самоцветами, на ножке, греческой работы, – и направилась к сидевшему на почетном месте Святославу. Он поднял глаза. Она подошла и застыла, ожидая, пока он встанет. Все женщины ее рода – и по отцовской ветви, и по материнской – во многих поколениях числили поднесение чаш среди своих первейших священных обязанностей. В свои десять лет она не просто умела это делать – это умение текло в ее крови. Для своих лет Прияслава, младшая дочь Сверкера, была довольно рослой, и за внешность могла не беспокоиться. Светло-русая коса до пояса опрятно заплетена, на шелковой ленточке, заменяющей очелье, два простых серебряных колечка у висков. Платье голубой шерсти – из того же куска, что у Ведомы, синий поясок своей работы – ровный, красивый. Кафтанчик из тонкого белого сукна, с отделкой золотисто-желтого шелка по краю, с длинным рядом блестящих бронзовых пуговок. Ради такого дня Ведома дала ей одно из своих ожерелий: черные бусины с белой волной и зелеными глазками красиво смотрелись на кафтане, а в середине блестела серебряная подвеска с изгибающимся зверем – свейской работы. – Будь цел и благополучен под нашим кровом, Святослав Ингоревич, и пусть боги дадут тебе удачи на твоем пути, – отчеканила Прияна, и волнение ее проявилось лишь в том, что лицо ее стало еще более строгим и гордым. Святослав взял у нее чашу. – Благо тебе буди, – буркнул он и отпил. Прияна не уходила, а продолжала его разглядывать. Светлые волосы были бы красивы, если их как следует расчесать; нос немного вздернут – ой, как плохо. Нет, никогда ему не стать таким красивым, как Равдан! – А почему на тебе одежда вывернута? – спросила она. – Потому что моего отца убили. – Он коротко взглянул на нее своими голубыми глазами. Прияна поняла этот взгляд: так смотрят мальчишки, которые считают, будто разговаривать с девчонками ниже их достоинства. – Разве некому сшить тебе горевую сряду? – Она подумала, что могла бы это сделать, если бы хватило времени. – Это и есть горевая сряда. – Он дернул плечом. – Но так ходят только в первые дни. Разве твоего отца убили недавно? – Его убили осенью. Но я буду ходить так, пока не отомщу. Моя месть не остынет ни через три дня, ни через три месяца… Но я скоро отомщу. Прияна помолчала. Он больше ничего не сказал и не смотрел на нее. – Моего отца тоже убили, – произнесла она, не дождавшись, пока он возьмет на себя труд поддержать беседу. – Да? – Святослав все-таки взглянул на нее, и было видно: это ему любопытно. – Кто? Прияна еще помолчала. Но он ждал. – Твой отец, – сказала она, повернулась и ушла из гридницы. Глава 1
Киев. 6-й год княжения Святослава В последний день перед Колядой Эльге хватало забот, и никого другого она бы не стала принимать, но Жельке отказать не могла. Эту женщину она знала много лет: ровно столько, сколько сама прожила в Киеве. В далекой юности Желька была одной из жен такого же юного тогда Ингвара – из числа пленниц, добытых им в первых походах. Перед свадьбой Эльга потребовала удалить прочих жен – хотя бы до тех пор, пока сама она не родит сына, – и он роздал их гридням. Желька досталась Гримкелю и прожила с ним без малого пятнадцать лет. До той губительной осени, что, будто удар топора, разделила жизнь Эльги на две части: с Ингваром и после него. Гримкель погиб вместе с князем, в тот же час. И кости их уже шесть лет лежат в общей могиле, под курганом на берегу древлянской реки Тетерев. Отправляясь каждый год, на Весенние Деды, приносить жертвы на могиле, Эльга брала с собой тех десять-двенадцать женщин, что овдовели с ней в один день. Иногда, глядя, как они в рядок причитают над насыпью, поросшей густой травой, все в белых вдовьих платках, она невольно думала: дружина Мары. Ее, Эльги, дружина… Четверо сыновей Жельки служили в гриднях Святослава, старший уже успел жениться и жил своим домом. Сама она по-прежнему уверенно хозяйничала на своем дворе – постаревшая, располневшая и растерявшая половину зубов, без следа красоты, за какую Святослав когда-то выбрал ее из толпы ревущих пленниц. Впрочем, Эльга никогда не находила ее особенно красивой – да и много ли той красоты надо, чтобы прельстить молодого парня в походе? В этот пасмурный зимний полдень Жельку привело к княгине важное дело. Мало кто решился бы лезть без зова в княгинин двор на Святой горе, но Желька знала, что ее-то Эльга примет. – Жалуюсь я на соседа, Горелу-бесомыку! [1] – воинственно уперев руки в пышные бока, докладывала она Эльге, сидящей на покрытой шелком укладке. – У нас вся улица его, беспуту, знает, он был кузнец, да спился в дым, уж который год не работает, а только по дворам колобродит! И как мне ключник говорит поутру: мол, куры пропали! – я и говорю: ступай к Гореле, видать, там! И что ты думаешь? Там и нашли сынки моих кур! – Забрали? – улыбнулась Эльга. Не стоило сомневаться: четверо Гримкелевичей – княжьих гридней – сами управились с бывшим кузнецом. – Кости обглоданные забрали! – Желька потрясла раскинутыми руками, будто изображая содрогание неба от такого безобразия. – Одиннадцать кур вынес, лысый шишок, шесть сожрать успел! – Шесть? – Эльга наклонилась к ней. – Сожрать шесть кур? Это сколько же вы их искали? Неделю? – Ночью вынес, до свету сожрал! Шесть, матушка! Как только не лопнул! – И как? – недоверчиво засмеялась княгиня. – Может, лопнет еще. Лежит, только стонет: берите ваших кур, все берите, только отстаньте… – Видно, не ел давно, – вздохнула добросердечная Ута. – Вот и накинулся… – А что с него теперь взять, с пропойцы? – возмущалась Желька. – У него одни порты дырявые! – Хочешь, чтобы отработал? – Да куда мне это чучело? Добро бы мог работать – а то ведь не может, только корми его задаром! – Ну, так чего пришла? – Как – чего? – Желька вытаращила глаза. – А горе мое вдовье излить? – По пути сюда она кипела возмущением, но теперь, выговорившись, вдруг обнаружила, что больше ничего ей, собственно, и не нужно. – Первый раз в жизни вижу, чтобы человек шесть кур за утро успел слопать! Лежит, а кругом кости, будто Кощей! Чего я теперь жарить буду? Придут ночью люди, а я им что – кости глоданые? Раданка говорит: ты, мамка, его и пожарь. А чего там жарить, было б чего жарить… Но Эльга замахала рукой: – Как отлежится, прикажи сыновьям, пусть вздуют его… – Эту ветошку старую? Да его Икмоша только рукой возьмет, он и переломится! – А пуще ключника. У него весь курятник вынесли, а он проспал? Ступай, мать, мне дела много… |