Книга Далекий след императора, страница 42 – Юрий Торубаров

Но усталость брала своё. Приходилось напрягать последние силы. Их подгоняла одна мысль: они уже на пороге. Когда до Сарая оставались считанные вёрсты, Захар, вдруг схватив за узду княжеского коня, остановил скачку. Пожарский ошалело взглянул на него:

— Ты чё? — рыкнул он.

— Гляди! — и тот рукой показал на горизонт.

Пожарский вгляделся и увидел всадников. Он понял: то были конные разъезды. Их ждали! Кто-то не очень хотел, чтобы в Сарай попали московские посланцы. Значит, ещё не всё потеряно!

Князь спрыгнул на землю. За ним последовали остальные. Спрятавшись в первой попавшейся лощине, они стали обсуждать свои дальнейшие действия. Князь заявил:

— Всем нам не пробиться и не пройти, — он пробежал по сопровождающим неторопливым взором, ожидая бурного возражения. Но воины, понимая, куда он клонит, восприняли его слова с радостью.

— Поэтому, — продолжил он, — в Сарай я пойду один.

Но тут же подал голос Захар:

— Князь, я тебя одного не пущу. Я пойду с тобой!

По тому, каким тоном были сказаны эти слова, Пожарский понял: спорить бесполезно. Кое-кто ещё предложил свои услуги. Но Пожарский поднял руку и повелительным тоном проговорил:

— Всё! Заканчиваем этот разговор.

— Князь, — поднялся уже немолодой, но, судя по облику, опытный боец.

Оно так и было. Он и ещё несколько человек, некогда служившие ещё у его отца, узнав о возвращении Андрея, бросили его брата Дмитрия Стародубцева. Дмитрия, наверное, глодала совесть, он не сделал никаких попыток их вернуть. Так вот этот боец расправил усы и заговорил глуховатым голосом:

— Я те не советую пробовать их обмануть. Тута не пройтить. Надобно искать другой путь.

— Это почему? — возмутился Захар.

Боец посмотрел на него свысока:

— Чё те скажу, — он покосился на князя, — повоюй с моё, поймёшь. Одно знай, — он помахал перед носом Захара толстым пальцем, — у их лошадь чужого чуить, не хужить пса.

Он вновь прошёлся по усам и неторопливо присел. Князь задумался. А ведь верно говорит старый боец. Тут надо думать. И вдруг его осенило:

— Есть выход, есть. Седлаем коней и к Волге!

Больше он им ничего не сказал.

Солнце склонялось к закату. Западный берег уже почернел, а восточный наслаждался последними мгновениями осенявших его золотыми лучами. Татарская стража, следившая за рекой, разослала на траве шкуру и разложила съестные припасы, которыми их снабдили заботливые жёны.

— Эхма! — вырвалось у одного, сломавшего облепленную жирным мясом баранью кость. — Щас бы хорзы глоточек.

— Или арзы, — поддержал его другой страж.

И тут же воскликнул:

— Гляньте, никак рыбаки. У них найдётся.

Первый посмотрел на реку. Действительно, два рыбака направляли хилое судёнышко к берегу.

— Сотский сказал никого не пущать, — произнёс тот, кто первым их увидел.

— Ты слухал, да плохо. Он сказал, если будут приставать большие лодии.

— А-а! — протянул тот и поднялся. — Пойду узнаю, може што есть! — и подмигнул.

Ему повезло. У рыбаков осталось немного арзы в бурдюке.

— Вот всё, что есть, — сказал тот, кто был постарше.

Монгол развязал горло и понюхал. Ой! Как пахло! И он скорее побежав к своим друзьям. А рыбаки спокойно вытащили лодку на берег. Взвалив на плечи сети и улов, стали подниматься по берегу. Проходя мимо стражников, старший, остановившись, спросил:

— Може, рыбки хотите?

— Сам жри... — грубо ответил один из них.

Рыбак усмехнулся, подбросил мешок и неторопливо пошёл к городу. За ним потянулся и его напарник.

Вскоре они наткнулись на лачугу, в которой добрая собака ночевать не будет. В ней жила старуха, русская. Она с радостью пустила к себе постояльцев, втайне надеясь на подношение. И не ошиблась, те накормили её жирной, наваристой ухой, приподнеся стаканчик доброй русской медовушки. Язык у ней развязался. И старуха попробовала было начать рассказ, как она сюда попала. Но, увидев, что пришельцы, не доев уху, уснули мёртвым сном, поняла всё и махнула сухой рукой:

— А!

Утром солнце едва позолотило крутые берега, как пришельцы были на ногах и, взвалив на плечи улов, отправились с ним на рынок. Один из них, вероятно, хорошо знал город, потому что вёл второго уверенно, ни у кого не спрашивая, так ли он идёт к... рынку. Вскоре они оказались вблизи ханского шатра. Охрана вокруг него была такой, что пройти, как бывало раньше, невозможно.

— Что же делать? — досадливо произнёс тот, кто был постарше.

— Пошли на рынок, князь, — проговорил второй, — там видно будет. Может, встретим знакомого.

— Ты, Захар, прав! — подбросив на спине улов, который незаметно сполз вниз, согласился князь Пожарский.

Они направились прочь от шатра.

Захар оказался прав и в другом. Правда, это случилось на второй день, когда им пришлось продавать посоленную рыбу. Мимо прошёл один из слуг самого хана. Пожарский узнал его по шраму под правым глазом. Хоть он и не знал, как его звать. Догнав, остановил. Татарин, увидев перед собой русского в оборванной одежде, схватился за рукоять сабли.

Русский неожиданно заговорил на татарском.

— Не бойся, — сказал он, — я тебе ничего плохого не сделаю. Я князь Пожарский, был несколько раз у великого хана. Ты меня помнишь?

Тот начал вглядываться. Но, похоже, из его памяти он выпал. Князь понял это и решил ему помочь.

— Вспомни, как ты принёс виноград, а хан запустил его тебе в лицо. Ему попалась гнилая ягода.

Этот момент татарин помнил. Он ещё раз взглянул на Пожарского, и его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Помню! — воскликнул тот. — Но что с тобой случилось? — спросил татарин, разглядывая его лохмотья.

— Да... не обращай внимания! Обоз отстал, а мне пришлось всё отдать, чтобы переплыть Итиль.

— А-а! — понимающе закивал тот. — Чё надо? — спросил татарин.

— Расскажи хану, что видел меня и скажи ему, что я очень... очень, — повторил он, — хочу его видеть.

— Ладно! — бросил татарин, пытаясь уйти.

Но Пожарский придержал его за локоток.

— Возьми! — сказал он и протянул золотое колечко с маленьким бриллиантом, который так блеснул на солнце, хоть глаза закрывай.

— Ладно! Ладно! — пряча подарок в кису, проговорил татарин, — завтра я приду суда!

Татарии пришёл. И не один. Его сопровождали с десяток тургаудов. Такая свита напугала Пожарского.

— Идём! — бросил татарин и повернулся в сторону возвышающего вдалеке главного шатра необъятного татарского ханства.