Книга Далекий след императора, страница 73 – Юрий Торубаров

Князь ничего не ответил, только покраснел.

Князь возвращался к себе, пустив коня свободной иноходью. Куда торопиться? К тому же от сказанного игуменом у него остался осадок: «Что он обо мне может подумать? Скорее всего что я ему не доверяю. Да, здесь я опростоволосился. Надо поправить при удобном случае. После такого решения ему полегчало. И это напомнило ему, что, хлопоча о разводе, он ещё не сделал себе выбора. Но он твёрдо знал, что больше искать только выгоду, как сделал последний раз, он не будет. Но кого? Кто ему по душе? И начал перебирать всех потенциальных невест, кого знал. Первой пришла в голову дочь Боярина Вельяминова. Но он тут же её отверг: «Молода, а толста, как бочка». Мысль перекинулась на воеводу Фёдора Акинфовича и его внучку. И её отверг. Он запомнил её как премиленькое создание и глупое до невероятности. Тяжело вздохнув, князь пересёк кремлёвские ворота, оставив на потом принятие своего решения. Одно он знал, что в ближайшее время посетит Сергея. С этой мыслью Симеон появился в палатах.

На одинокого, просто одетого всадника, никто внимания не обращал. А вот конь под ним был сказочно красив. Вороной, шерсть так и горит. Ноги тонкие. Круп поджар. Грива расчёсана и пострижена. Хорошо, что в своё время Калита вывел татей в Московии. Ох, многие голов своих полишались. Теперь люди не нарадуются. Брось гроши на дорогу, подберут и будут хозяина искать. Такое не может не радовать, не то, что у других. Вот и этот всадник едет спокойно. А раньше, точно бы стрелу в спину, коня под уздцы — и поминай как звали.

Дорога пустынна, точно всё вымерло вокруг. Время-то сенокосное. Косят да стога метают. Не успеешь, дождь пойдёт, всё и погниёт. И вдруг дымком запахло. У всадника на душе стало радостней: есть кто-то живой! Он не ошибся. Вскоре наткнулся на телегу, возле которой колдовал средних лет мужичок. А рядом горел небольшой костерок, на котором двое подростков жарили каких-то пташек, нанизанных на прутья.

— Бог в помощь, — подъезжая, проговорил всадник, соскакивая с коня, — чё у тебя? — спросил он у мужичка. Тот посмотрел на него, кивнул мохнатой головой, мол, здорово, и показал на колесо, которое лежало перед ним. В нём были выбиты несколько спиц.

— Топор есть? — спросил всадник.

— Ести! — ответил тот, не отрывая взгляда от колеса. — А те зачем? — в раздумье спросил он и стал шарить в придорожной траве. — На, — не глядя, протянул его топорищем вперёд.

Всадник взял топор, пальцем попробовал лезвие.

— Чё делать-то бушь? — спросил мужичонка, глядя на него снизу вверх.

— Спицы, — коротко бросил тот, оглядывая растущие рядом деревья.

— Тута ещё надоть выбить ети, — и он потрогал пальцами торчавшие из внутреннего обоза остатки спиц.

Всадник подошёл, поднял колесо, осмотрел его, глянул на ступицу. Там тоже была похожая картина.

— Как тя угораздило? — спросил всадник, возвращая колесо.

— Да хто его знат... Там вон, — мужик кивнул назад, — лыва. Надоть было её объехать. А я напрямую. Тама хто-то сучев навалил....

— А-а! — понятливо протянул всадник и, ещё поглядев на колесо, сказал: — Надо идти в деревню просить у мужиков долото.

— Да-а-а! — почесал мужик затылок.

В это время паренёк закричал:

— Батяня! Иди истить.

— Пошли, — кивнул мужик всаднику.

— Тот охотно согласился.

Прутьев с жареной дичью было много. Отец деловито осмотрел приготовленную еду, выбрал самый большой прут и подал незнакомцу.

— Дяржи!

Всадник его взял, осмотрел, понюхал. Пахло вкусно. Он осторожно снял одну тушку, Чуть надкусил. Мясо было приятным. А если бы ещё соли, то и вкусным. Глядя на пареньков, их отца, которые аппетитно уписывали свою добычу, незнакомец тоже принялся за свой прут. С набитым ртом он спросил:

— А чё это за дичь?

— Дать, перепёлушки... — ответил отец.

Незаметно чужак очистил свой прут. Он даже отрыгнул.

— Запей-ка! — и полез в мешок, достал кувшин и протянул его незнакомцу.

Тот вытащил пробку и в ожидании кубка посмотрел на хозяина. Мужик не понял, что тот хочет, и сказал:

— Пей-ка, а тоть нам надоть.

Всадник ухмыльнулся и сделал несколько глотков. Он не понял, что это было. Медовуха не медовуха, и квас — не квас, но питие было приятным.

Когда закончили трапезу, мужичок, обтирая усы подолом рубахи, спросил:

— Слышь, тя как кличут?

— Семён, а тя?

— Протас. Сямён, у тя коняка добро, слетай в деревню, привези долото. А?

— Ладно. Деревня-то где?

Протас показал рукой:

— За етим лесом.

Семён вернулся быстро. Привёз инструмент. За это время Протас успел «настрогать» спиц. Они вдвоём быстро справились с поломкой.

— Ты сам-то, Протас, откель? — спросил Семён, отряхивая одежду.

— Да с Радонежу.

— С Радонежа? — оживился Семён.

— Да! — подтвердил мужик.

— Ты туды едешь?

— Туды.

Семён не сел на коня, а пошёл рядом с телегой, разговаривая с Протасом. Тот отодвинул какие-то мешки и сказал:

— Да садись, покалякаем.

Семёна не надо было упрашивать. Сев рядом, он попросил рассказать, что люди говорят о Сергее.

— У! Ета небывалый человек. Одним словом, святой! Всё может. Вот, сказывают, монахи пожаловались: мол, воды нетути. А как без неё? Он послушал их, встал на колени, помолился и забил ключ. Вот те крест, — Протас перекрестился, — я сам пивал с него!

— Дороху-то туды покажешь? — спросит Семён.

— А чё не показать, покажу.

— А жив-то сам как? — спросил Семён, нагнулся, сорвал травинку и стал зачем-то её жевать.

— Да чё, жив! Деньгу никак не моту собрать. Кобыла, вишь кака!

Лошадка была худа, пузата, с блеклой кожей.

— Вот хочу нову купить. Да де взять три рубля? — мужик вздохнул и, взмахнув прутом, ударил по конскому скелету. — Но-о!

Мужик выполнил обещание и привёл Семёна к монастырю.

— Вона иво келья! — и он показал на неказистое почерневшее строение. — А тама, дальше, — он махнул рукой, — монахи живут. И ключ. Я те о нём говорил. Ну, бувай!

— Стой! — остановил его Семён. — Ты, Протас, добрый человек. На-ка, держи! — он достал кисет и отсыпал несколько монет, — ето те на коняку.

Протас не понял. Деньги? За что?

— Не-е, — отвёл он руку, — я их у тя взять не могу. Чем я отдам?

— Отдавать не надо. Это тебе от меня... на память.

Тот продолжал упрямиться.