Книга Гадюкинский мост, страница 23 – Ростислав Марченко

– Подожди немного, Костин. Я сам, должок у меня один есть.

Увидев мое приближение, фриц, видимо, попавший под осколки 30-миллиметрового снаряда, отложил попытку перевязать свои раны, что-то сказал по-немецки и сплюнул в мою сторону кровью, уже заглядывая в ствол моего калашникова. Как бы мне этого ни хотелось, добившая меня в прошлой жизни сволочь, когда роли переменились, явно не собиралась целовать ботинки и вымаливать себе свою никчемную жизнь.

«Ну и молодец, – подумал я, нажимая на спусковой крючок. – Было бы очень обидно тогда заглянуть в ствол шкуре и трусу».

Первое сопротивление мы встретили метров на семьдесят далее, один из бойцов засек впереди движение и дал в его направлении две короткие очереди. Мгновение спустя лес взорвался винтовочно-пулеметным огнем. Все рухнули наземь.

Машина Никишина гудела двигателем и ломала подлесок где-то слева сзади, как я и подозревал, фриц, не будучи дураком, ушел в гущу леса, где и собирался обороняться.

На связи возник сержант Егоров:

– Топор Десять – Топору Тридцать. Веду бой, плотный огонь, пулеметчик убит, есть раненый. Приём.

– Принято – Тридцатый, держи оборону, стягивайтесь ближе друг к другу, чтобы по одному не передавили, дави их огнем с места, обязательно сними пулемет с трупа. Действуй.

– Принято – Десятый.

Ситуация складывалась хоть и ожидаемо, но от этого не менее неприятно. По сути, несмотря на несомненное огневое превосходство над противником, потеряв всего лишь одного человека убитым и одного раненым, у меня уже было выбито целое отделение. Оставшиеся трое, благодаря по факту незаменимости каждого бойца, в отделении читай нулевой устойчивости ПДО к потерям, превратились в «группу военнослужащих». И им еще повезло, что батюшка Колмаков во времена оны забрал РПГ-7 из отделений, в этом случае, будь у гранатометчика штатное вооружение, в группе было бы всего два автомата и довольно ограниченно полезный в лесу гранатомет с не более чем половиной боекомплекта в виде осколочных «карандашей» ^[30], а то и вовсе без них, с одними кумулятивными гранатами.

Севшие в оборону немцы вели себя крайне неприятно. В отличие от нас, державших пулеметы в цепи, немецкий MG.34 противостоящего нам немецкого отделения был оттянут несколько в глубину, свободно менял позицию при попытке его задавить огнем автоматов и подствольника, исчезал и снова появлялся, продолжая – не жалея патронов – поливать нас очередями и прикрывая огнем через головы, что было еще более неожиданно, очень борзо действовавших своих стрелков. Последние плевать хотели на продольно-поворотные затворы своих маузеров и сноровисто пытались воспользоваться численным преимуществом, идя на сближение и закидывая нас ручными гранатами.

Видимо, единственное, что нас спасло в ходе этого неожиданного натиска, это поголовное оснащение автоматами Калашникова с большим количеством оптических прицелов, хотя последние на такой дистанции все же больше мешали. Мы сбили их натиск, тупо задавив плотным огнем. Эффективность пистолет-пулеметов, которыми увлекалась Красная Армия, на дистанциях далее 100 метров начинала стремиться к нулю, что неожиданно получило свое объяснение. Будь на моем месте бойцы с соответствующим немецкому вооружением, фрицы, благодаря продемонстрированному уровню взаимодействия, легко выкосили бы противостоящее отделение и рассекли тем самым взвод на части. Уничтожение «крыльев» взвода в этом случае становилось вопросом времени. Очень недолгого. Думать о том, что было бы, если на месте немцев действовал бы взвод маринов ^[31] с его тремя ручными пулеметами, ой, простите SAW ^[32] на отделение, было некогда, да и не хотелось.

Тем не менее, в перестрелке я застрелил двух фрицев с винтовками, причем одного из них при броске гранаты. У нас был убит пулеметчик Костин, который, ведя огонь по немецким стрелкам, попал под пулеметный обстрел, попытался отползти назад, был при этом каким-то Вильгельмом Теллем подстрелен и через несколько минут закидан гранатами, пока зарядивший очередную ленту и сменивший позицию МГ не давал нам поднять головы. Бугаев получил две пули в нагрудную пластину бронежилета и еще одну в левое плечо, а ефрейтор Ханин, любитель эффектно ломать пережаренные кирпичи о голову на показухах, доказал делом тренированную крепость своего черепа, получив касательное ранение в голову. Ефрейтору прострелили каску навылет, к счастью не задев мозга десантника. Легче всего отделалось второе отделение – одним раненым пулеметчиком.

Прорисовывающаяся система ощутимо напрягала, фрицы то ли целенаправленно массировали огонь на пулеметчиках противника, то ли двенадцатикилограммовый ПКП при работе в общей цепи мешал бойцам действовать с требующейся быстротой, то ли эти факторы действовали разом. Все это после боя требовалось обдумать, вот только бой для начала нужно было выиграть.

Стороны умыли друг друга кровью, укрылись и начали решать, что делать дальше. Решать нужно было быстро, а сидеть на месте – вообще нельзя. Немецкая колонна была на подходе.

– Егоров! Оставляй раненого с пулеметом, пусть отвлекает, с остальными оттягивайся чуть назад, уходи к дороге под пушки Никишина и обходи фрицев с фланга. Быстро! Пока они этим не занялись! Действуй!

– Остальным – огонь! Отвлекаем! Двадцатый! Севастьянов, загибай фланг, чтобы тебя не охватили!

– Есть… – дальнейшее от командира второго ПДО прошло неразборчиво.

– Никишин, прикрой Егорова, если сможешь!

– Принято – Десятый!

Дальнейшую раздачу приказов прервал предмет, очень похожий на наствольную гранату и пролетевший в полуметре над головой, а затем срубивший взрывом ель за моей спиной. Мой шлем и бронежилет на спине осыпало осколками. У громогласной раздачи ценных указаний определённо появились почитатели.

Причём бойцом, любящим пострелять наствольными гранатами, немцы не ограничивались. В очередной раз сменивший позицию машингевер тут же попытался закончить дело, вжав меня в землю струями трассирующих пуль так лихо, что я даже не заметил, где точно он находится. А вот Ханину так не повезло, везение ефрейтора кончилось, когда раненный в голову боец не смог найти укрытие достаточно быстро. Остатки личного состава отделения беспорядочно вели ответный огонь.

Дело пахло керосином, немец явно думал в одном со мной ключе, боялся подхода к нам подкреплений и, видимо не надеялся в роще отсидеться, находясь на расстоянии сорока-пятидесяти метров от нас.

В районе расположения второго отделения тоже ревела непрерывная стрельба, командир отделения младший сержант Севастьянов, перемежая речь гнусной матерщиной, кричал по радиостанции, что взвод обходят по флангу.