
Онлайн книга «В шатре бедуина»
Она смотрела на него широко открытыми глазами. — Это просто мазь, Кэсси. Просто мазь. Она медленно выдохнула, потом еще раз, и Амир не отводил глаз от ее лица. Наконец она отвела взгляд и, не говоря ни слова, скользнула в постель. Краем глаза он увидел мелькнувшую белую кожу ног, и в глубине его души что-то зажглось, подвергая испытанию его добрые намерения. Он выждал целую минуту, прежде чем подняться. Его губы искривились в пародии на улыбку. Когда в последний раз прикосновение к красивой женщине было для него испытанием? Он нес за нее ответственность. Ему были знакомы традиционные взгляды. Как, например, следующее убеждение — если вы сохранили кому-то жизнь, теперь этот человек принадлежит вам. На секунду он задумался о том, каково это — иметь Кэсси в своем полном распоряжении, готовую исполнять его любую прихоть. Но все было не так просто. Он отвечал за нее, и это бремя целиком лежало на его совести. Он медленно подошел к кровати. Она лежала отвернувшись от него, укрывшись до талии тонким одеялом. — Подними рубашку повыше, — хрипло приказал он. С комом в горле он смотрел на то, как она извивается под одеялом, а затем задирает хлопковую рубашку, открывая тонкую полоску молочно-белой кожи. — Хорошо, — сказал Амир, сев на край кровати и берясь за крышку баночки. Он подумал о том, куда надо класть руки, как правильно надавливать на напряженные мышцы. Единственная проблема заключалась в том, что, по его опыту, подобный лечебный сеанс часто приводит к другому удовольствию, обычно чувственного толка. Кэсси прикусила губу, напряженно ожидая первого прикосновения. Может, она сглупила, доверившись ему? Да, он был ее защитником, ее спасителем. Даже сейчас сердце у нее в груди сжималось, когда она вспоминала о том, как он встал между ней и толпой. Но поставить себя в заранее уязвимое положение было для нее невыносимо. Кэсси вспомнила, как Кертис Беван засунул руку под ее школьную блузку всего через несколько минут после того, как встал с кровати ее матери, и к горлу поднялась желчь. Она вспомнила о том, как последний ее начальник намекал, что не прочь устроить «частное совещание». О похотливом взгляде Мустафы, когда она стояла перед ним почти обнаженной. Независимо от того, как сильно болели ее новые синяки, она и правда сглупила! Ни в коем случае нельзя так сильно доверять другому человеку… В эту минуту что-то мягкое и теплое шлепнулось на ее голую кожу. — Я передумала. Я не хочу… — Просто расслабься, — сказал Амир, и его рука на талии остановила ее инстинктивное сопротивление. Осторожно и нежно он провел ладонью по ее пояснице, растирая мазь. Каждая мышца в ее теле напряглась. Кэсси слишком остро ощущала его твердое бедро рядом со своим, отделенным от него только одеялом, и свою наготу под хлопком рубашки. — Прекрати напрягать мышцы, иначе будет больно. — Я не знаю как. Он вздохнул: — Подумай о чем-нибудь приятном. Теперь обе его руки ласкали ее спину, нажатиями пальцев и ладоней воздействуя на чувствительные места. Кэсси закрыла глаза и коротко вздохнула: — Ох… Он тут же замер. — Тебе больно? — Нет. — Кэсси потянулась, расслабленная и довольная. — Мне… хорошо. Лгунья. Ощущения были фантастические. Настолько, что при каждом его прикосновении она едва сдерживала порыв замурлыкать. — Какое бедро? — Его голос звучал как-то странно. Напряженно. — Правое. Через мгновение он стянул покрывало пониже, но не настолько, чтобы обнажить ягодицы. — Какое-то время будет больно. Это серьезный синяк. — На этот раз он не стал массировать это место, просто мягко погладил, втирая в кожу мазь. — Где еще? Кэсси замешкалась с ответом, но все же решилась. Очевидно, у Амира не было скрытых мотивов. Для него это повинность. — Если не возражаешь… Можно немного повыше? Не говоря ни слова, он поднял рубашку до лопаток, и Кэсси инстинктивно вжалась грудью в постель. Затем его руки оказались на ее спине, разминая напряженные мышцы. Сперва чувствовалась слабая боль, но она скоро прошла, оставив после себя только удовольствие и блаженство. Кэсси могла бы лежать так целый день, наслаждаясь упоительным массажем. — У тебя очень умелые руки. — Спасибо, — коротко ответил он. Очевидно, он уже наигрался в массажиста. — Можешь остановиться. — Несмотря на свои слова, Кэсси выгнула спину, уткнувшись подбородком в матрас, подставляясь под его руки. — Еще минуту. — Он спустился ниже, от цепочки, обвившей ее талию, к пояснице. — Почему тот мужчина забрал цепь из шатра? — Фарух? Он со мной. Он пришел, чтобы забрать цепь и отнести ее стражнику, который на тебя напал. — А что с ним? — Пока ничего. Хотя, кажется, он все еще мучается от боли. — В голосе Амира было явное удовлетворение. — А потом? — Он поедет с нами. Мустафа передал мне его для наказания. — Мустафе это не понравится. — Кэсси припомнила выражение ярости на лице мужчины при виде своего ставленника, корчащегося у ее ног. — Мнение Мустафы мне безразлично. Его охранник напал на мою женщину. Он должен заплатить за это. Кэсси, к своему удивлению, не разозлилась на то, что ее заклеймили как «женщину Амира». Может, потому, что ей было так хорошо. — Что с ним будет? — Она задрожала, думая о варварских порядках чуждого ей мира. — Его изобьют? — Это слишком быстро и просто. — Голос Амира был холоднее стали. — На окраинах моей столицы ведется большая стройка. Весь процесс строительства крайне высокотехнологичен, но есть возможность и для старомодного физического труда под строгим надзором. Ваш знакомый будет от рассвета и до заката копать, носить кирпичи, тесать камни. Он на собственном горьком опыте узнает, что насилие в отношении женщин недопустимо. Кассандра повернула голову, чтобы заглянуть в его лицо. Глаза Амира горели. «От ярости на охранника», — напомнила она себе. Но что-то в выражении его лица заставило ее вспыхнуть ярким румянцем. Она смотрела, как бьется жилка на шее Амира. Она наблюдала, словно зачарованная, как сурово сомкнулись его скульптурно очерченные губы. — Ты с ним еще намучаешься. Амир пожал плечами: — Он тебя ударил. Сознательно. Он мог просто удержать тебя от побега, но предпочел зайти дальше. — Амир развел пальцы в стороны, просунув один под цепочку на ее талии — явственное напоминание о том, что весь лагерь считал ее всего-навсего игрушкой для развлечения. |