Книга Клубничка по-шведски, страница 56 – Дарья Калинина

— Это я в том смысле, что первый на развод подал, — сказал Петрушкин и, немного помявшись, добавил: — И еще из моего дома я ее выставил.

— Куда?

— Почему?

Подруги были неприятно изумлены. Все-таки есть в господине Петрушкине какая-то червоточина. Вот и жену из дома выставил. Некрасиво это.

— Почему вы так поступили с ней?

— А потому! — неожиданно взорвался Петрушкин. — Потому что накипело! Засела тут, понимаете ли! Оккупантка! И ладно бы только тут сидела и не рыпалась. Так нет же! Моду взяла в городскую квартиру чуть ли не каждый вечер с проверкой заявляться. Ну, я терпел, терпел, а потом и заявил этой дуре! Раз приехала в город, то тут и оставайся. А я на озере жить стану! И чтобы твоей ноги там больше не было! Не хочу скандалов. Устал. Всю жизнь она меня поедом ела! Туда не ходи! С тем не дружи! Это не делай, а вот это делай! Надоело! Хочу хотя бы на пятом десятке счастливо и в свое удовольствие пожить.

Господин Петрушкин снова раззадорился. И смотрел на подруг орлом. Похоже, ссора с бывшей женой до сих пор задевала его за живое. И еще подруги поняли, что супруга изрядно его достала. Бывают такие женщины, которым влезть в печенки к мужику — это раз плюнуть.

Но подруг почти что бывшая уже супруга господина Петрушкина не очень заинтересовала. Не тот у нее был размах, чтобы причислить жену Петрушкина к сомну его преследователей. Хотя…

— А ваша жена, если вы бы сейчас умерли, могла бы претендовать и на вашу долю имущества тоже?

— Никогда! — покачал головой Петрушкин. — По нашему брачному контракту она и сейчас, и после моей смерти может претендовать лишь на то, что ей и так отойдет после развода. Ни центом больше!

— Другими словами, материально от вашей смерти жена ничего не выиграет?

Петрушкин отрицательно помотал головой. И подруги успокоились насчет его супруги. Ясно, раз денег ей все равно не видать, так и заказывать супруга нужды нету. На самом деле подруг сейчас больше волновало, что думает сам Петрушкин о «Союзе Четырех». Где он мог перейти тем людям дорогу? В чем провиниться перед ними?

— Интересы у меня весьма разносторонние, — произнес господин Петрушкин. — Но в бизнесе моя компания занимает устойчивую нишу. Железнодорожные перевозки еще много веков будут занимать лидирующие позиции. А свою нишу мы с компаньонами заняли уже давно. И если раньше, еще в девяностых годах, попытки потеснить нас были, то последние семь лет нас вообще никто не трогал. Не тот у нас теперь уровень, чтобы нас можно было без проблем выкинуть с рынка.

— Но вы же занимаетесь еще и другим бизнесом?

— Там тоже все чисто. Если бы были предприняты попытки вытеснить меня с рынка, я об этом узнал бы первым.

— Может быть, личный мотив?

— В каком смысле?

— Ну, вы же мужчина активный, — произнесла Кира. — Женщин опять же очень любите.

— Люблю. И не скрываю этого. Ну и что с того?

— Наверное, со многими женщинами встречаетесь? Кое-кто и приревновать мог.

— Поверьте, тех девушек, с которыми я встречаюсь, интересуют только размеры моего кошелька и цена моей новой машины. Ничего личного. Опять тот же бизнес, который существует по своим законам и которые я стараюсь не нарушать.

— Но ведь попадались вам и замужние женщины?

— Иногда.

— Может быть, кто-то из обиженных вами мужей решил отомстить?

Петрушкин глубоко задумался. Версия показалась ему интересной. Во всяком случае он не торопился ее отбросить так же быстро, как прежние.

— Шут его знает, — вздохнул он наконец. — Может, и так. Честно говоря, когда мы с женой окончательно разъехались, то я много себе воли дал. Столько подружек через мою постель прошло, что теперь всех уже и не вспомню, кто они были. Наверное, случались среди них и замужние.

— Что и требовалось доказать.

— Что доказать?! — воскликнул Петрушкин. — Я лиц-то их не помню. Не то что имена или телефоны! Где мне теперь этих обиженных искать?!

И все замолчали. Подруги были горько разочарованы. Их очередной и такой, казалось, прекрасный план угрожающе трещал по швам. Вопреки их ожиданиям господин Петрушкин не только не знал, кто может его ненавидеть и желать его смерти, но даже и не подозревал этого. Что было вообще из рук вон скверно.

— Может быть, все-таки ваша жена орудует?

— Моя жена — домашняя клуша! Какой там «Союз Четырех»! Она и до трех-то едва считать умеет!

— Так уж и до трех?

— Жуткая дура! Только и знает, что мозги мне компостировать. Ни готовить никогда не умела, ни стирать, ни деньги зарабатывать, ни о муже заботиться. Только все в мечтах витала да претензии мне дурацкие предъявляла! Благородное воспитание, кушать нужно с салфетками и ножом с вилкой. Упаси бог, скушать второе из той же тарелки, что и суп. Сразу же истерика! И добро бы сама все это мне подавала! Нет, только зудеть умела!

— Но все же, наверное, она на вас обижена.

— Она не способна даже кухарку на место поставить, где уж ей киллеров нанимать. Говорю вам, домашняя клуша. Полное ничтожество!

— Тогда мы можем гадать до бесконечности! — расстроилась Кира.

Расстроилась она, сама не отдавая себе отчета, за неизвестную ей бывшую супругу Петрушкина. И за него самого. Сколько они с женой прожили вместе? Лет двадцать или даже больше? И что в итоге? Развод. И муж обзывает бывшую супругу клушей. А она пытается снять с него при разводе побольше денег. Разве так должны заканчиваться истории большой любви?

Но мысли Киры перебила Леся. Она сказала:

— До бесконечности мы гадать не можем! «Союзники» так долго ждать не будут! Увидят, что результата нет, и пошлют к Валентину следующего убийцу.

— На этот раз профессионала.

— Который уж не промахнется!

Петрушкин вслушивался в причитания подруг и внезапно воскликнул:

— Как? Как вы сказали?

— Пошлют профессионала, — повторила Леся.

— Нет, перед этим.

— Ждать не будут. Результата нет, они…

— Вот именно! — воскликнул Петрушкин так громко, что подруги даже вздрогнули. — Вот именно это! То самое!

Подруги уставились на него словно туземцы на своего шамана, ожидая, пока он поделится снизошедшим на него свыше откровением и с ними, убогими.

— Что это? — прошептала Кира. — Что то самое?

— Мы должны изобразить, что их цель достигнута!

— Что? Как это?

— Очень просто. Я должен умереть!

Теперь подруги и вовсе начисто лишились дара речи.

— Но как же это? — залепетала Леся. — Вы же это… того… живы!

— Жив!