Онлайн книга «Подвиги Слабачка»
|
– А если совесть сама испачкается? – Нет, сама совесть не испачкается. – А если кто-то её испачкает? – Нет, её никто, кроме нас самих, не испачкает. – Это значит, что… – Испачкать свою совесть можем только мы сами. – Ну, вот и хорошо. Раз я сама свою совесть пачкать не хочу, значит, она всегда будет у меня чистой. – Да. Но, если принесёшь кому-нибудь беду… – И что тогда? – Вот тогда твоя совесть и запачкается… тобой. – Ой, и никто, и даже я сама не смогу её отчистить? – Нет. И будешь мучиться. – Ой, как страшно. Но хоть совесть у меня, всё-таки, останется. Так, значит, чтобы совесть не испачкать, нужно?.. – Поступать по совести. – А это-то как? – А это, как совесть скажет, так и делать. – А голос совести звучит всегда? – Всегда. – Вдруг, когда нужно он будет молчать? – Тогда совести уже нет. – А как я услышу, что она скажет? – Кто хочет, тот слышит. – А кто не хочет? – А кто не хочет, тот сделает вид, что не слышит голоса своей совести. – Будет слышать, но не будет слушаться голоса совести? – И так бывает. – И тогда? – Тогда они свою совесть теряют. – Но, как может быть, что того, что есть, да ещё и грязного, при этом как раз и нет, и, как раз потому, что оно грязное? – К сожалению, может. – Но что-то же должно быть? – Увы… есть… – И что же? – Бессовестность. – Ой! – А у Бессовестности боли нет, поэтому она боль и причиняет. – Значит Совесть – это источник счастья? – Наверно. – А источник страданья – это Бессовестность, когда Совести нет? Да? – Ох, да. – Поэтому ты меня и спас, и сейчас несёшь, чтобы не потерять свою совесть, что бы содержать её в чистоте и чтобы она у тебя не болела? Чтобы быть счастливым? – Наверно. – И что, так поступать должны все? – А что, нет? – А и те, у которых совести нет!? Они тоже должны обрести совесть, чтобы не доставлять боль! – А сама не догадаешься? – Должны. – Но то, что они это должны, они об этом не знают, потому что знать не хотят, – проговорил муравьишка. Прозрение лучевзгляда Грозоглаза Так, Слабачок и Кукляшка среди травы двигались, по песку, по камням, и разговаривать продолжали, о чем только в голову им ни приходило. Вдруг на пути их образовалась ямка, из которой поспешили вылетать комья земляные, образовывая холмик. Маленькие бродяжки остановились и без страха на происходящее с интересом смотрели. А холмик образовавшийся продолжал расширяться и расти, и когда он дотянулся до цветка одуванчика, то вместо очередных комьев земли на поверхности пошло появляться что-то блестяще чешуйчатое в перемежку с черным и гладкошерстным. Сначало показалась голова с закрытыми глазами, а потом и лапы когтистые… Слабачок уже было начал отступать назад, но Кукляшка успокоить поспешила его: – Не бойся – это крот. – Да, я крот. А кто вы? Муравьи? – Муравьишки. – Да, вы ещё детишки. – Я – Слабачок, а это Кукляшка. А ты, крот? – Но не просто крот, я – Грозоглаз (!), из древнейшего и редчайшего кротовьего подвида лучевзглядов. – поводя и приподнимая и так поднятый нос, представился крот. – Это что, у всех у вас лучистые глаза, а у тебя ещё и грозные? – поинтересовался Слабачок. – Может и так. – Так у тебя же не должно быть глаз?! У кротов их не бывает?! – показала свои познания Кукляшка. – Не бывает – у одних… – согласился крот. – А ты?.. А! У вас у других?! Из древнего… – перебил его догадкой Слабачок. – Из других и из древнего… – И где твой грозный лучистый взгляд? – Я могу смотреть только на ничто и на никого, туда, где ничего и никого нет. – грустно поделился Грозоглаз. – Это почему же? – А вот, когда посмотрю, тогда и увидите, и поймёте. – Тогда и посмотри туда, где нет ничего и никого. – попросил Слабачок. Крот встал боком к малышам и поднял веки. Из его глаз, как из двух фонариков, показались два луча. А в той стороне, куда они были направлены, сразу задымилась и загорелось травка. Крот, подняв голову, направлял взгляд в разные стороны. Его лучики подрезали стебли высокой травы, попадали в круглые маковые головки, отчего те молниеносно воспламенялись и тут же лопались-взрывались, разбрасывая маковые семечки во все стороны, обсыпая ими и самого Грозоглаза и муравьишек. Огонь, разрастаясь, пополз и в сторону неба. Муравьишкам показалось, что загорелся целый лес. – Ой, Грозглаз, закрой свои грозные глаза. Крот опустил веки. Лучики исчезли. К счастью и появившиеся огоньки тоже погасли. – У тебя очень светлый и горячий взгляд, – польстила Кукляшка. – Спасибо, – поклонился крот. – А твой взгляд видит? – спросила Кукляшка. – Вижу, но смотреть не могу, потому что вижу, как то, что вижу, перестаёт быть. – Но всё-таки ты видишь? – Всё-таки вижу, – невесело ответил крот. – И молодец, что ни на кого не смотришь. А то скоро и смотреть бы было не на кого и не на что. – Угу, – опять грустно кивнул крот. – А зачем тебе такой горячий взор? – Он мне помогает делать норки. – Но кроты и так делают норки. – А я делаю их там… – Ага, где обычному кроту не сделать! – Ага. – Неужели и в скале? – спросила восхищённо-недоверчиво Кукляшка. – И в скале, – забыв про унынье, самодовольно выпрямившись и задрав мордочку, ответил Грозоглаз. Тут глаза Кукляшки заблестели внезапным озарением. – А ты пробовал смотреть на небо? – спросила она крота. – Что ты? Что ты? – замахал лапками крот. – Ты никогда не смотришь на него? – Никогда! Что ты? |