Книга Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник), страница 65 – Бернард Корнуэлл

– В настоящий момент.

– Из грецкого ореха я и то выдавлю больше сока, – проворчал еврей и зашаркал прочь.

Элеонора, видимо, следила за ним, поскольку сразу появилась из-под грушевых деревьев, что росли в конце сада, и указала в сторону ворот на реку. Томас последовал за ней на берег Орна, где они полюбовались на разгоряченную троицу мальчишек, пытавшихся пронзить щуку английской стрелой, оставшейся после захвата города.

– Ты поможешь моему отцу? – спросила Элеонора.

– Помогу?

– Ты сказал, что его враг – и твой враг.

Томас опустился на траву, и девушка села рядом.

– Не знаю, – сказал он.

Ему так до конца и не верилось во все это. Он знал, что есть копье и есть тайна его семьи, но не хотел признать, что это копье и эта тайна направляют течение его жизни.

– Значит, ты вернешься в английское войско? – тихо спросила Элеонора.

– Я хочу остаться здесь, – помолчав, ответил Томас. – Чтобы быть с тобой.

Она, наверное, знала, что он ответит что-то в этом роде, и все же покраснела и уставилась на воду, где к роящимся мошкам всплывала рыба и плескались трое мальчишек.

– У тебя, наверное, есть женщина, – осторожно предположила Элеонора.

– Была, – ответил Томас и рассказал ей о Жанетте и о том, как она встретилась с принцем Уэльским, а его бросила, даже не оглянувшись. – Я никогда ее не понимал, – признался он.

– Но любил ее? – прямо спросила Элеонора.

– Нет.

– Ты говоришь так, потому что сейчас со мной, – вздохнула она.

Томас покачал головой:

– У моего отца была книга с высказываниями святого Августина, и одно всегда вызывало у меня недоумение. – Он наморщил лоб, вспоминая латынь. – «Я не люблю, но тоскую по любви».

Элеонора скептически взглянула на него:

– Очень замысловатый способ сказать о своем одиночестве.

– Да, – согласился Томас.

– Так как же ты поступишь?

Он на минуту задумался. Его мысли были о епитимье, наложенной на него отцом Хоббом.

– Пожалуй, когда-нибудь я должен найти человека, убившего моего отца, – наконец сказал Томас.

– А что, если это дьявол? – серьезно спросила она.

– Тогда мне нужно носить на себе чеснок, – беспечно ответил Томас. – И молиться святому Гинфорту.

Элеонора посмотрела на темнеющую воду:

– Святой Августин действительно это говорил?

– «Я не люблю, но тоскую по любви»? Да, говорил.

– Я понимаю его чувства, – сказала девушка и положила голову Томасу на плечо.

Он не двинулся. Перед ним был выбор: отправиться за копьем или взять свой черный лук и вернуться в английское войско. Он действительно не знал, что делать. Но теплое тело Элеоноры так доверчиво прижалось к нему, что на мгновение, всего на мгновение, он решил остаться.

* * *

На следующее утро мессир Гийом, уже во главе полудюжины латников, взял Томаса в Аббе-оз-Омм, мужской монастырь. У ворот стояла толпа просителей, дожидаясь еды и одежды, которой не хватало и самим монахам, хотя монастырь избежал страшного разграбления, поскольку при взятии города в нем располагались король и принц Уэльский. Монахи бежали при приближении английского войска. Некоторые погибли на Иль-Сен-Жане, но большинство отправилось на юг в братский монастырь, и среди них был брат Жермен. Когда пришел мессир Гийом, монах только что вернулся из кратковременного изгнания.

Брат Жермен был древним сгорбленным старичком, хрупким человечком с белыми волосами, близорукими глазами и изящными ручками, которыми он очинял гусиные перья.

– Англичане, – заявил он, – используют эти перья для своих стрел, а мы – для Божьего слова.

Брат Жермен, как сказали Томасу, более тридцати лет отвечал за перепись рукописей в монастырском скриптории.

– Когда переписываешь книги, – объяснил монах, – открываешь для себя новые знания, хочешь того или нет. Большинство из них, конечно, совершенно бесполезны. А как поживает Мордехай? Жив?

– Жив, – ответил мессир Гийом, – и посылает тебе вот это.

Он поставил на наклонную плоскость писчего стола запечатанный воском глиняный горшок. Горшок заскользил вниз, но брат Жермен поймал его и ловко засунул в мешок.

– Мазь для суставов брата Жермена, – объяснил Томасу рыцарь.

– Мои суставы стонут, – сказал монах, – и только Мордехай может унять боль. Жаль, что он будет гореть в адском огне, но на небесах, я уверен, мне не понадобятся притирания. А это кто? – Он уставился на Томаса.

– Друг, – сказал мессир Гийом, – который принес мне вот это.

Он взял с собой лук Томаса и теперь положил его на стол и постучал по серебряной пластинке. Брат Жермен нагнулся, чтобы рассмотреть герб, и Томас услышал его удивленный возглас.

– Йейл, – сказал монах. Он отодвинул лук и сдул со стола мусор от очиненных перьев. – Этого зверя придумали герольды в прошлом веке. Тогда, конечно, в мире существовала настоящая ученость. Не то что нынче. Из Парижа ко мне приходят молодые люди, у которых головы набиты шерстью, и это не мешает им притязать на докторскую степень.

Он взял с полки обрывок пергамента, положил на стол и обмакнул перо в горшок пунцовых чернил. Потом сделал на пергаменте блестящую кляксу и с обретенной за долгую жизнь ловкостью протянул от нее разные линии. Вряд ли он сам замечал, что делает, но, к своему изумлению, Томас увидел, как на пергаменте появляются очертания йейла.

– Говорят, это зверь мифический, – сказал брат Жермен, быстрыми штрихами набрасывая клыки. – Возможно, так оно и есть. Большинство геральдических зверей, похоже, придуманы. Кто-нибудь видел единорога? – Он сделал еще одну кляксу, немного выждал и принялся за поднятые лапы зверя. – Однако есть мнение, что в Эфиопии действительно водится такой зверь. Не могу утверждать, поскольку сам не путешествовал дальше Руана и не встречал никого, кто бывал в Эфиопии, если она вообще существует. – Он нахмурился. – Однако Плиний упоминает о единороге, а значит, этот зверь был известен римлянам, хотя, видит бог, они были легковерным народом. Говорят, единорог обладает и рогами, и клыками, что кажется странным и избыточным, и обычно его описывают серебристым в желтую крапинку. Увы, наши краски украдены англичанами, но они оставили нам пунцовую, что довольно любезно с их стороны. Мне сказали, она получается из киновари. Это растение. Отец Жак, да упокоится его душа, всегда заявлял, что она растет в Святой земле, и, возможно, так оно и есть. Мне показалось, что вы хромаете, мессир Гийом?

– Какой-то английский гаденыш прострелил мне ногу, – ответил тот, – и ночами я молюсь, чтобы его душа вечно жарилась в аду.

– Вам следовало бы вознести хвалы Господу за его неточность. А зачем вы принесли мне английский лук, украшенный изображением йейла?