Книга Право на одиночество, страница 98 – Ника Соболева

Она смотрела на меня, чуть приоткрыв рот, а в глазах больше не было ненависти. Только удивление.

— Другие, — Лика сглотнула, — все другие папины женщины никогда не говорили так со мной. Они называли меня маленькой стервой и хамлом.

Последние два слова девочка почти прошептала, опуская взгляд.

— Я никогда не буду называть тебя так, обещаю.

Она хотела что-то ответить, но в этот момент совсем рядом послышались шаги Максима и Алисы, и мы резко развернулись к ним лицом. Громов явно был доволен, он улыбался, глядя на нас с Ликой, а Лисёнок смотрела на меня спокойно и без малейшего осуждения.

— Дочка, — сказал Максим, как только подошёл поближе, — я не успел тебя спросить — как вы с Алисой узнали, где я?

— Я просто догадалась, — пожала плечами Лика, уже вернувшая себе прежнее хмуро-презрительное выражение лица. — Где ты ещё мог быть? Это мама по чужим квартирам шастает, а ты только в своей торчишь.

— Понятно. Ну, садитесь в машину. Мне нужно отвезти Наташу домой.

— Домой? — удивилась Лика. — Но впереди ведь выходные…

— Мне нужно покормить кошку, — объяснила я, ободряюще улыбнувшись девочке. — Её, кстати, зовут Алисой.

Лисёнок рассмеялась, услышав об этом забавном совпадении, и мы забрались в машину. Громов явно думал, что я сяду на переднее сиденье, но мне хотелось быть поближе к девочкам и кое-что спросить у Алисы.

— Лисёнок, — тихо сказала я, пока Максим заводил машину и выруливал со стоянки на дорогу, — ты не сердишься на меня?

— Нет, — она покачала головой, — папа всё хорошо объяснил. Да и я уже начала догадываться… давно. Просто мне хотелось, чтобы это оказалось неправдой. Хотелось, чтобы у меня были любящие родители.

— Они такие и есть, — сказала я серьёзно. — Они оба тебя любят. Просто, так уж получилось, что у них не сложились отношения между собой.

Лика прислушивалась к разговору и косилась на меня с каким-то странным выражением на лице. Заметив мой взгляд, девочка помрачнела, отвернулась и нарочито громко спросила:

— Папа, а Наташа теперь будет жить в твоей квартире?

Я чуть не подпрыгнула, услышав подобное предположение.

— Вообще-то мы ещё об этом не думали, — ответил Максим спокойно. — Но можем узнать мнение друг друга прямо сейчас. Что скажешь, Наташа?

Я покосилась на Лисёнка. Девочка улыбнулась и прошептала:

— Переезжай к папе.

Лика же поджала губы, но в её глазах не было ни ненависти, ни презрения. Девочка смотрела на меня со странной надеждой во взгляде.

— Максим… я не очень понимаю… разве ты живёшь отдельно от жены и дочек?

— Нет. Я не живу отдельно, просто это моя квартира.

— Тогда я не понимаю, как ты будешь видеться с Ликой и Лисёнком…

Глаза Максима, отражавшиеся в зеркале заднего вида, иронично вспыхнули.

— Ну, Лисёнок может и с нами пожить какое-то время, если хочет. А Лика уже большая девочка.

Второе предложение в этом комментарии мне совсем не понравилось, потому что я сразу додумала продолжение: «… большая девочка, которая справится и в одиночестве».

Лике оно тоже не понравилось — в её прозрачных зелёных глазах вновь мелькнула болотная тоска.

— Нет, Максим, — я покачала головой. — Я так не могу. Я лучше останусь у себя.

— Почему? Ведь… — начал было Максим, но тут раздался негромкий голос Лики:

— Живи с папой, Наташа. Пожалуйста.

В машине стало очень тихо. Громов переваривал сказанное дочерью, видимо, обалдев от того, что она сказала волшебное слово «пожалуйста». Лисёнок просто улыбалась, переводя взгляд с меня на сестру. А я смотрела на Лику, пытаясь понять мысли и чувства этого ребёнка. Я понимала — она что-то задумала, но вот что именно…

— Хорошо, — наконец сказала я, — но с одним условием. Когда у нас будет гостить Лисёнок, ты, Лика, тоже будешь нашей гостьей.

Глаза девочки расширились от удивления.

— Ты… хочешь… чтобы… я приходила? — прошептала она.

— Да, — я кивнула. И в тот же миг лицо Лики преобразилось, осветившись такой радостной улыбкой, что мне показалось, будто в машине стало немного светлее.

Добравшись до моего дома, Громов оставил дочек в машине, а сам пошёл со мной наверх, чтобы помочь собрать вещи и «упаковать» Алису.

Впуская его в свою квартиру, я немного волновалась. Ещё никто из мужчин не заходил сюда, кроме Антона. И теперь, открывая дверь перед Максимом, я чувствовала себя так, словно принимала какое-то судьбоносное решение.

Алиса бросилась ко мне под ноги, оглушительно мурча. Я подняла её на руки и зарылась носом в тёплую серую шерсть, чувствуя, как спину царапают когти моей кошки — она всегда выпускала их, встречая меня после долгого отсутствия.

Отпустив Алису, я насыпала ей в миску вареной курицы и налила воды. И только затем обратила внимание на Максима, который стоял посреди коридора и заглядывал в большую комнату, улыбаясь немного смущённо.

— Почему-то я так и представлял себе твою квартиру, — в следующую секунду он заключил меня в объятия и поцеловал. Нахлынувшие в тот же миг эмоции чуть не сбили меня с ног, и в комнату мы не вошли, а ввалились, страстно целуясь. Наткнувшись на диван, рухнули на подушки и зашлись в оглушительном хохоте, не выпуская друг друга из объятий.

— Ты, кажется, поладила с Ликой, — сказал Максим, поудобнее устраиваясь на моём диване.

— Пока это нельзя так называть, — я покачала головой. — Но всё же лучше, чем та ненависть, с которой она смотрела на меня в самом начале.

Максим, лукаво улыбаясь, начал поглаживать мою грудь. Я перехватила его руку, переплела пальцы и сказала:

— Не сейчас и не здесь.

— Почему? — он поднял вторую руку и погладил меня по щеке.

— Потому что нас ждут. Или ты забыл? Мне нужно собраться. Это не займёт больше двадцати минут. Так что давай лучше встанем, а пока я буду складывать вещи, ты расскажешь мне о Лике.

С явной неохотой Громов позволил мне встать с дивана и поднялся сам. Я сочувственно улыбнулась и, чмокнув его в щёку, отскочила к шкафу, уже начиная раздумывать о том, что мне понадобится из вещей.

— Почему именно о Лике?

Роясь в огромном количестве платьев, брюк, кофточек и костюмов (большинство из этой одежды было подарено мне когда-то Антоном), я ответила:

— Максим, ты не замечал, что твоя старшая дочь несчастна?

Несколько секунд Громов молчал.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я это вижу. Почему она такая злая, угрюмая и хамоватая? Что случилось с Ликой?

— Если честно — не знаю. До двенадцати лет это был совершенно нормальный ребёнок. Весёлый, искренний, немного избалованный, но в целом — в пределах нормы… Лика изменилась в одночасье. Стала грубой, несдержанной, она постоянно хамит окружающим. Даже учителям зачастую грубо отвечает. Я много раз пробовал с ней поговорить, но всё время натыкался на пуленепробиваемую стену. Лика почему-то больше не хочет раскрывать свою душу даже передо мной.