Онлайн книга «Город Лестниц»
|
– И что дальше? Шара поправляет на переносице очки: – Я попробую потянуть время, но обычными способами его не расколешь. – И что дальше? – Ну… И она смотрит в угол камеры в глубокой задумчивости. – Думаю, придется накачать его наркотиками. Сигруд разом оживляется. Меряет ее недоверчивым взглядом. Потом улыбается: – Что ж. По крайней мере повеселишься. * * * Шара стоит у двери камеры, внимательно разглядывая парнишку через смотровую щель. Потом переводит взгляд на часы: сорок минут. Мальчишка встряхивает головой, словно его знобит, потом берет чашку с водой и отпивает. Семь глотков. Маловато, было бы лучше, если бы его мучила жажда… Мальчик все ниже и ниже наклоняется над столешницей, словно бы из него выпускают воздух. Шара снова смотрит на часы: вещество действует не то чтобы медленно, но хотелось бы побыстрее. – Не самое завораживающее зрелище, как я понимаю. Это подходит Мулагеш. – Не самое, – соглашается Шара. – Хм. Я слышала, что арестованный молчит. – Молчит. Увы, мы имеем дело с фанатиком. Впрочем, это вполне ожидаемо. Не думаю, что он боится смерти. Его скорее беспокоит то, что произойдет после. Парнишка в камере поднимает голову и упирается взглядом в стену. На лице – благоговейный ужас. И восторг. Тело его сотрясает легкая дрожь. – Что это с ним? – хмурится Мулагеш. – Он что, псих? – Нет, что вы. Впрочем, возможно и псих, конечно, учитывая характер его поступков. Но то, что мы наблюдаем, не болезнь, нет. – А что же это? – Это… не слишком обычный метод допроса. В Кивосе он популярен. Полезная штука, когда время поджимает. Хотя я бы не отказалась от четырех или пяти часов. Зато дешево и сердито. Нужны только темная комната, немного звуковых спецэффектов и… философский камень. – Что?.. – Не прикидывайтесь цветуечком, госпожа губернатор, – говорит Шара. – Вам не идет. – Вы что, наркотиками его накачали?! – Да. Это сильный галлюциноген, кстати, здесь он в ходу, и давно. Его, правда, используют совсем не в рекреационных целях. Что понятно, учитывая характер его употребления. Мулагеш ошалело смотрит на нее и не находит что сказать. – Известны десятки легенд, описывающих, как люди принимали его, чтобы вступить в более тесный контакт с Божеством, – с отсутствующим видом продолжает Шара. – Расширение сознания, слияние с бесконечным – вот это все. Более того, оно увеличивало силу некоторых чудес: адепты Божеств принимали его для усиления чудесных способностей. Сильнодействующее вещество, ничего не скажешь. И при этом – всего лишь наркотик. – Вы что, эту штуку при себе носите? – Я посылала за ней в посольство, Питри ездил. Обычно я стараюсь создать у них впечатление, что они дома, с температурой, а вокруг – члены семьи. Или люди, притворяющиеся ими. Человек перевозбуждается и выкладывает все подчистую. Но я не уверена, что здесь будет то же самое: в тюремной камере бред может принять характер… Парнишка ахает, смотрит на свою руку, потом на потолок. А потом хватается за голову и всхлипывает. – …кошмара. – Но это же пытка. – Нет, – спокойно отвечает Шара. – Пытки я видела. Это даже близко не стояло. И потом, под наркотиком люди говорят… скажем, правду. А под пыткой – то, что вы хотите услышать. К тому же люди склонны считать этот метод допроса более щадящим. Хотя бы потому, что потом никто не может сказать с точностью, было это или нет. – Как же хорошо, что я осталась в армии, – бормочет Мулагеш. – И не пошла в разведку. Как мерзко на душе-то сразу стало… – Было бы еще мерзее, если бы мы не получали в ходе допросов информацию, которая позволяет спасти множество жизней. – Выходит, мораль мы оставляем за порогом допросной камеры. – У государств нет морали, – говорит Шара, по памяти цитируя тетушку Винью. – Только интересы. – А хоть бы и так. Но все равно… вы – и это все… как-то не вяжется. – Почему? – Ну… Меня не было в Галадеше, когда разразился тот скандал с Национальной партией. Впрочем, новость и так повсюду разлетелась. Все, абсолютно все обсуждали эту историю. У всех на глазах блестящая карьера кандидата в премьер-министры рассыпалась в труху… Плюс еще эта попытка самоубийства партийного казначея – нет ничего постыднее, чем попытаться благородно уйти из жизни и потерпеть неудачу… Но больше всего обсуждали девушку, из-за которой все и случилось. Девушку, которая слишком сильно раскачала лодку. Шара медленно смаргивает. Дальше по коридору стоят трое полицейских и разговаривают на повышенных тонах, причем все злее и злее. – Все говорили: она не виновата, – продолжает Мулагеш. – Просто слишком молоденькая, вот и не разобралась. Сколько ей было – двадцать? Запальчивая, неопытная – не понимала еще, что некоторых коррупционеров трогать нельзя. Что в змеиное гнездо голыми руками не лезут. Из кабинета выскакивает разъяренная секретарша и сердито призывает полицейских к порядку. Обменявшись злющими взглядами, те расходятся. – Она следовала велениям сердца, – говорит Мулагеш, – а не разума. Ну и наворотила лишнего. Шара смотрит на парнишку в камере: тот ерзает, готовясь то ли заплакать, то ли рассмеяться. – Я всегда считала, – продолжает Мулагеш, – что та девушка – хороший человек, которому досталась поганая работа. Вот и все. Мальчик откидывается на стуле и упирается затылком в стену. Глаза у него остекленелые, невидящие. Шара захлопывает смотровую щель. Так, хватит. – Простите, но мне пора, – говорит она, открывает дверь, проскальзывает внутрь и запирает ее за собой. В жизни не была она так счастлива, заходя в тюремную камеру. * * * Парнишка пытается сфокусироваться: – Кто здесь? Шара успокаивает его: – Тихо, тихо. Не волнуйся. Это я. Все хорошо. – Кто? Кто это? – Он облизывает губы. Одежда его мокра от пота. – Тебе нужно успокоиться и расслабиться. Ты выздоравливаешь. – Правда? – Да. Ты упал и стукнулся головой. Не помнишь? Он напряженно щурится, силясь разобраться: – Может быть… Мне кажется… я упал… на той вечеринке… – Да. И мы поместили тебя в прохладное темное место. Чтобы ты успокоился. Ты перевозбудился немного, но теперь все будет хорошо. – Правда? Со мной правда все будет хорошо? |