Книга Узор на снегу, страница 41 – Патриция Хорст

Она продела руку под локоть Тимоти и прижалась к нему.

— А что касается поездок, необходимых для поддержания моего дела на плаву, то нескольких дней в году будет достаточно — неделя, от силы две, которые легко можно превратить во второй медовый месяц. Лос-Анджелес неплох в октябре, а Лондон очарователен в апреле. Так ты возьмешь меня в жены, Тимоти? Ты позволишь мне заполнить пробел в жизни Стефани, который оставила смерть ее матери? Ты позволишь мне любить тебя и иметь от тебя детей?

Она могла родиться на задворках, но обладала душой и осанкой королевы. Она стояла, излучая спокойное достоинство, готовая принять его отказ, выдержать оскорбления, и более того пережить и то и другое. Она устыдила его своими смелостью и великодушием.

Тимоти открыл рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл его, пока чувства, переполнявшие его, не устремились наружу с силой снежной лавины. Он хотел плакать как ребенок и кричать от ликования. Упасть на колени и возблагодарить Господа за то, что не отвернулся от него, когда он был абсолютным ослом, невежественным, как булыжник.

— Когда бы тебе хотелось начать? — выдавил он наконец, осмелившись посмотреть на нее и рискнув утонуть в бездонных озерах серых глаз.

Она улыбнулась улыбкой, сулившей несказанные наслаждения, и повела его к хижине.

— Думаю, нам нужно бить по горячему железу.

Тимоти подумал, что ей не помешает еще один урок английского, но всему свое время. Сначала ему нужно научить ее некоторым другим вещам.

Тьму в хижине рассеивали только оранжевые отсветы, падавшие из топки печи, и единственная свеча. Он раздевал ее медленно и благоговейно, и наконец Лилиан предстала перед ним в своей, казавшейся неземной, наготе. Ее атласная кожа была золотистой там, куда падали отсветы огня, и жемчужной в тени.

Тимоти поднял ее руку и поднес к своим губам.

— Я могу сражаться с банками, с погодой… даже со Стеф, — прерывисто сказал он, запечатлев поцелуй на ладони Лилиан, — но я не могу сопротивляться тебе. Если ты возьмешь меня, Лилиан, я твой на всю оставшуюся жизнь.

Она прильнула к нему — гибкая, теплая, неотразимая.

— Тогда дай мне себя, — прошептала Лилиан и, высвободив руки, начала раздевать его. К тому времени, когда она закончила, сердце Тима колотилось как бешеное и он был напряжен, как натянутая тетива лука.

Он делал все неспешно, смакуя каждый дюйм ее тела. Пальцы лениво поглаживали кожу, словно вступая в права владения этим сокровищем. Его губы обежали контуры высоких грудей, сладостные изгибы талии, тайное средоточие женственности.

Трепеща под его прикосновениями, Лилиан вскрикивала, произнося его имя с мягкой, настойчивой мольбой, заманивая на край гибели. Опершись на локоть, Тимоти крепче прижал ее к себе. Она посмотрела на него, ее губы были мягкими и опухшими от поцелуев, глаза светились от желания.

Он ощутил прикосновение ее грудей, льнущую податливость бедер, влагу, приветствовавшую вторжение его плоти. Она оплелась вокруг него, упругая и гладкая точно вторая кожа, и выдохнула:

— Я люблю тебя, Тимоти.

Сейчас он мог бы умереть от счастья, если бы у него не было так много причин, по которым стоило жить.

— Останься со мной, — взмолился он, имея в виду не только завтрашний день, но и это мгновение, когда висел над пропастью беспамятства.

— Навсегда, — выдохнула Лилиан и затрепетала от тысяч крошечных судорог экстаза.

Пламя свечи взметнулось выше, разгораясь ярче, неистовей, такое горячее, такое яркое… Он смотрел на него, пытаясь держать себя в руках. Но его тело распорядилось иначе. На мгновение оно словно замерло в бесконечном ожидании, а затем послало в вены неистовые потоки крови, чтобы поддержать жизнь, вытекавшую из него и вливавшуюся в Лилиан.

Тимоти застонал, уткнувшись в ее шею, и понял, что впервые в своей жизни держит в объятиях совершенство. Это было чудо, и оно останется с ним на грядущие годы.

На следующий день, когда отшумели приветствия, иссякли слезы и в ее номере в отеле был накрыт стол для ланча, Лилиан сидела в сторонке и с радостной улыбкой наблюдала за примирением отца и дочери.

— Не сомневаюсь, ближайшие десять лет мне придется просидеть на цепи, — мрачно заметила Стефани.

— Уж четыре-то наверняка, — кивнул Тимоти, с трудом удерживая на лице подходящее к случаю суровое выражение. — Мы с Лилиан посоветовались и решили отправить тебя в одно место, где за тобой будут присматривать двадцать четыре часа в сутки, за исключением тех дней, когда ты будешь приезжать погостить домой.

— Да-а?

— Я говорю о школе-интернате, Стеф. Если ты, конечно, еще не раздумала туда поступать. Естественно, Лилиан и я будем скучать по тебе, но думаю, нам придется научиться жить с этим.

— Да-а? — снова спросила она, ее взгляд переметнулся с отца на три бокала с шампанским, стоявшие на столе. — О чем он говорит, Лилиан? И почему он так расщедрился с шампанским, хотя обычно позволяет мне выпить только чайную ложку по особым случаям?

— Это и есть особый случай, Стеф, — сказал Тимоти. — Ты, слава Богу, в безопасности, несмотря на свое глупое и рискованное поведение, а я наконец понял, как хорошо иметь такую дочь, за что и предлагаю выпить. — Он поднял бокал и, когда Стефани взяла свой, с легким мелодичным звоном чокнулся с ней.

Только в этот момент девочка осознала важность сказанного отцом.

— Ты разрешаешь мне поступить в школу-интернат? Правда?

— Как только будут улажены все формальности. Надеюсь, пока мы в городе, ты сможешь пройти собеседования, и тебя примут как раз к началу следующего семестра.

— Ой, кла-ассно, пап, не могу дождаться!

— Твое стремление поскорее покинуть отчий дом не очень-то лестно, — сухо заметил он, — но зато искренне.

Стефани все еще сидела, уткнувшись носом в бокал, когда отец обрушил на нее очередную новость.

— И поскольку мы все пока вместе, я также предлагаю выпить за мою будущую жену и твою мачеху.

— Жену? — поперхнулась Стефани шампанским. — Ты имеешь в виду Лилиан? Ты собираешься жениться на Лилиан? Она хочет стать моей новой мамой? Вы меня разыгрываете!

— Ну, — сказал Тимоти и с такой интимностью посмотрел на Лилиан, что заставил ту покраснеть, — дело еще не сделано, пока ты не вставишь пару ценных замечаний. А зная тебя, можно не сомневаться, что ты выскажешься, попросят тебя об этом или нет.

— Как будто можно сказать что-то, кроме: сделай это, папа, пока она не передумала!

По озорному огоньку в его глазах Лилиан поняла, что он едва сдерживается, чтобы не ответить: «Мы уже сделали это, и не раз!»

Ее тело приятно ныло от любви, которой они занимались в прошедшую ночь, и одна только мысль об этом вызывала сладостную пульсацию крови в ее венах. Лилиан нашла то, что искала долгие годы.