Книга Награда за риск, страница 34 – Лайза Эндрюс

Ну зачем было так говорить. Если он нянька, то она — младенец! Сама дала повод Луису лишний раз над ней посмеяться. Он ведь и тогда ее называл nina.

На лице Луиса промелькнуло подобие улыбки, но маска непроницаемости тут же была вновь надета.

— Спасибо за напоминание, сеньорита Блэкмур. Но я думаю, что сеньор Хименес сам в состоянии дать мне объяснения.

Тем не менее вскоре он перешел на другие темы, заговорил о будущем вселяющим бодрость тоном, и совещание кончилось на примиряющей ноте. Эмма отошла к окну. У здания винных погребов стоял автобус, из него выходили туристы. Вот их повели на дегустацию хереса. К тому времени, когда они покончат с этим приятным занятием, она уже навсегда расстанется с компанией «Герреро».

— Ну вот наконец мы и встретились.

Кроме них двоих в зале больше никого уже не было. Он положил руку ей на плечо, и электрический заряд от его пальцев привел в действие задремавшую было в ней ярость.

— Я ненавижу тебя, Луис. Никого в жизни я так не ненавидела, как тебя. Я раскусила тебя, и ничто уже не заставит меня изменить мое мнение.

Луис отошел, налил в стакан воды из графина. Неужели он все-таки задет? Нет, никакого следа чувств. Совершенно каменное лицо. Напрасно, Эмма, ты ищешь в нем хоть какую-то человечность! Он сделал глоток и скользнул по ней темным взглядом.

— Сегодня ты сделала свои чувства ко мне достоянием гласности. Должен предупредить, что реплики вроде сегодняшней в следующий раз не будут терпимы. Сегодня я могу отнести это на счет твоего удивления при виде моей персоны, но в дальнейшем ты станешь подчиняться тем же правилам, что и весь штат компании.

— Мне надлежит быть пресмыкающимся, да?

Подобие улыбки опять промелькнуло на его лице и так же быстро пропало.

— Предостерегаю тебя, Эмма. Я более искушен в конфронтации. Повторение сегодняшнего, несомненно, кончится для тебя плохо.

— О, не беспокойся. Сейчас я выйду отсюда, пройду к себе в кабинет, напишу заявление и к вечеру ноги моей здесь не будет!

— Почему я ожидал, что именно так и случится? — Он заложил руки в карманы, на лицо его легла печать грусти. И эта грусть усилила ее ярость.

— Не знаю, Луис. Ты столь тонок… Мне жаль, что тебе приходится иметь дело с такими серыми, такими скучными существами, как я.

Сарказм скривил ее губы ироничной усмешкой. В ответ на нее губы Луиса вытянулись в жесткую линию.

— Ты внимательно ознакомилась с контрактом?

Он наблюдал за выражением лица до тех пор, пока она постигала смысл его слов.

Свинья! Вот что значит тот пункт в примечаниях. Он не хочет, чтобы она уволилась. Он будет пытать ее в этом застенке, доведет до помешательства, до самоубийства. И не раскается, а будет торжествовать. Эмма рассматривала свои руки, бессильная выносить его свирепый взгляд. Они оба знали, что денег у нее нет. Что ни один банк ей не поможет. И что она не посмеет оставить свою мать без средств к существованию.

И вдруг ее осенило. Ведь для нее открыт его лондонский счет! Вот откуда она возьмет деньги на выплату штрафа.

— Я увольняюсь сразу же по окончании моего испытательного срока.

После нескольких секунд грозного молчания он вдруг расхохотался.

— Ты, конечно, вспомнила открытый для тебя счет! Так знай: он для тебя закрыт с того дня, как ты поступила в «Герреро». Очень жаль, но у тебя не выйдет расплатиться со мной моими же деньгами.

Только быстрота реакции уберегла его от просвистевшего мимо стакана.

— Я не виновна в смерти твоего дедушки! Ты сам не мог его остановить, когда он рвался в конюшню. А я все сделала, чтобы спасти дона Рафаэля. И твоего коня тоже!

— Эмма, guapa, не надо пожалуйста!

Он тянул ее к себе, она сопротивлялась, словно дикая кошка. Только когда она смирилась со своим поражением и слезы полились у нее по щекам, он разжал руки и отстранил ее от себя. Потом вдруг с нежностью прикоснулся к ее лбу и провел пальцами по серебристой черточке шрама.

— Я прошу простить меня, Эмма, — сказал он. — Я бы все отдал, чтобы той ночи не было. Но ты, guapa, и теперь самая красивая на свете.

Она ожидала, что он поцелует ее, но он отошел к окну.

— Так ты в самом деле подашь на меня в суд за нарушение контракта? — спросила она, поняв, что он сказал все, что хотел сказать.

— Будь уверена. Я бы не настаивал на упоминании в контракте о штрафной санкции, если бы не был намерен ее применить. — Говоря это, он отвел глаза.

— Что ж, поздравляю тебя с победой, Луис. Наверное, ты вдоволь посмеялся над тем, как я радовалась этой работе. — Она старалась сохранить спокойствие в голосе, но это никак ей не удавалось. — Я могла устроиться на работу в профсоюзе, потом, может быть, нашлось бы что-то и получше. А теперь я на мели. Ты все у меня забрал.

— Я ничего не забирал у тебя, Эмма. — Он посмотрел на нее с фальшивым сочувствием.

— Ты отнял у меня чувство гордости тем, что я получила работу благодаря своим достоинствам, — вяло пробормотала она и со вздохом опустилась на стул.

— Тогда прости — это не входило в мои намерения. Ты действительно оказалась самым достойным кандидатом.

— Ах, уволь. Я ведь не дурочка и отлично понимаю, кто меня сюда внедрил.

— Итак, сейчас и здесь, ты оскорбляешь меня, называя лжецом.

В глазах Луиса заиграл опасный блеск. Пять минут назад она стала бы кричать, что он насквозь фальшив, что в нем нет ни грана правды. Но ярость ее стала спадать, она уже понимала, что без конца препираться с Луисом — не самое лучшее.

— Так ты говоришь, что я здесь по счастливой случайности?

— Хорошо, Эмма, не буду дурить тебе голову. Ты знаешь, что зимой я был связан с твоим университетом. Я помог им и взамен попросил порекомендовать мне самые надежные кандидатуры для работы в моей компании. Ты была первой в списке.

— А если бы у меня сдали нервы и я бы провалилась на собеседовании?

— Тебя вызвали бы вторично. Но у таких, как ты, нервы не сдают по столь ничтожным поводам.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — процедила она, между тем как он уже складывал свои бумаги в намерении уйти. — Но зачем? — закричала она ему вслед. — Зачем тебе такие хлопоты?

Он обернулся, и она увидела, как напряжено его лицо.

— Разве это не ясно, Эмма? — только и проговорил он, закрывая за собой дверь.

Ясно тому, кто умеет гадать по хрустальным шарам, по картам Таро, по вылитому в холодную воду горячему воску. А ей ничего не ясно. Он послал ей столько противоречащих один другому сигналов, что угадать, что творится у него в душе, просто невозможно. Если бы он ненавидел ее, то не стал бы сейчас просить прощения. Может, у него раздвоение личности? Кто знает? Она ведь филолог, а не психиатр.