Книга Награда за риск, страница 50 – Лайза Эндрюс

Эмма отпила глоток вина, закашлялась, потом строго посмотрела на Луиса.

— Только мужчины способны выстраивать такие дурацкие концепции. Хотя многие женщины принимают их за чистую монету… Поверишь ли, его девицы прибегали к нам с мамой жаловаться, когда он их бросал. Мы успокаивали их, поили чаем, а наш герой, наверное, уже валялся с новой жертвой. — Луис неприязненно сощурился, а Эмма продолжала: — Одна девчонка из-за него резала вены. Он был потрясен этим, все ночи просиживал в больнице… На три недели он тогда остановился. Для него это был рекорд воздержания.

— Ну чего, довольны? — Спросил официант, ставя перед ними такие порции пористого шоколада, что, наверно, и Гаргантюа было бы этого много.

— Конечно, природе трудно противостоять, — пробормотала Эмма, на сей раз не поддаваясь искушению и не беря шоколада. — Если женщина хочет видеть в мужчине отца своих будущих детей, то мужчина прежде всего стремится распространить свое семя вдаль и вширь.

Луис несколько раз переставлял с места на место тарелку с десертом, но, как и она, так к шоколаду и не притронулся.

— Конечно, доля правды в твоих выкладках есть, но по своему опыту я знаю, что не все женщины соответствуют твоему описанию. И, кстати, не все мужчины.

Эмма остановила на нем взгляд своих синих глаз.

— Но бывает и так, да?

Это был намек, и Луис его явно понял: он потупил глаза.

— Газеты сильно преувеличивают мои донжуанские качества. — Он положил ложку в блюдо, окончательно отказавшись отведать его содержимое.

— Приходят в голову конкретные имена: Кармелита, Консуэла…

— Ну, Кармелита — ладно, а что еще за Консуэла? Как ее фамилия?

— Это же была твоя, а не моя секретарша… Да, через месяц с небольшим она тебе надоела.

Луис поставил локти на стол и оперся на сплетенные пальцы подбородком.

— Вот тут ты попала пальцем в небо! Эта Консуэла — из хорошо известной мне семьи. Может быть, она была бы и не прочь, но какое мне до этого дело?

— Поэтому ты ее выгнал?

Луис в раздражении щелкнул языком.

— Не надо домыслов. Во-первых, она пришла на время, пока я буду искать себе постоянную секретаршу в «Герреро». А во-вторых, допустила утечку конфиденциальной деловой информации к моему конкуренту. — Эмма промолчала, потому что уже вовсю уплетала шоколад. — Еще вопросы будут? Могу я тебя убедить, что в последнее время моя жизнь была более чем примерной?

— Ты не обязан ни в чем меня убеждать, Луис.

Он умен, ему ничего не стоит доказать, что черное — это белое. Но почему она должна верить?

— Я изменился, Эмма, и хочу, чтобы ты это знала. Думая, что в момент, когда мы сошлись, ты была…

— Довольно, эта тема под запретом. — Она отставила тарелку. — Я не возражаю против чашечки кофе.

Ресторан почти опустел, но когда Луис поднял вверх палец, официант подскочил и мгновенно выполнил его заказ.

— Разве мы встретились не затем, Луис, чтобы поговорить про велогонки? Мы же не собирались просто провести тут время.

Он улыбнулся: вряд ли до этого мгновения она хоть раз вспоминала о велогонках. Эмма поняла смысл его улыбки, и ей вдруг захотелось разоткровенничаться.

— Так ты не понял тогда? Мне казалось, мужчины всегда догадываются о подобных вещах. Ну а теперь, что ты чувствуешь? Теперь — когда знаешь?

— Поняв, что ввел тебя в мир любви, я почувствовал себя отмеченным, необыкновенным, не таким как все! Ну, не знаю, какие еще найти слова… — Он расплылся в улыбке и смотрел на нее с таким сознанием их единения, что ей пришлось отвести глаза.

— Не воспаряй слишком, потому что больше этого не случится. — Эмма вздохнула.

— Мечтать-то я вправе? — Зрачки его расширились от желания, взгляд выражал неподдельную страсть.

— Я узнала про велогонки…

При этих ее словах он глубоко вздохнул. Потом помешал ложечкой кофе и заставил себя слушать ее с полным вниманием.

— Тебе ведь хочется, чтобы «Герреро» возвратила себе прежний статус? Велогонки — это спорт молодых. Если мы станем спонсорами, молодые нас запомнят, а ведь они потенциальные заказчики и потребители, если не сегодня, то завтра. Не понимаю, почему раньше никто не был этим озадачен.

Она замолчала, лицо ее раскраснелось, глаза горели возбуждением.

— Твои слова очень впечатляют! — Он решительно поднялся с места. — А теперь я должен кое-куда позвонить. Хочешь еще кофе?

— Значит, я могу рассчитывать на твою поддержку моей идеи.

Луис рассмеялся.

— Если бы ты была Богом, то, наверное, сказала бы, что семь дней для сотворения мира — это слишком много, хватило бы и трех.

— Но ведь времени у нас и в самом деле мало, — напомнила она.

— Да, возможно, привести в движение этот процесс удастся только на будущий год.

— Ах, Луис! — Горькое разочарование отразилось на ее лице, и еще он увидел недоброжелательные синие огоньки за золотистыми прядями.

— Не надо так на меня смотреть, Эмма. Это уже некрасиво — столь откровенно мной манипулировать.

— Не понимаю?! — Его реакция ошеломила Эмму.

— Твои наметки хороши, не спорю, но это всего лишь наметки. Надо еще очень много сделать, прежде чем они принесут добрые плоды.

— И что же? Я не боюсь трудностей.

— Знаю, что не боишься… Понимаешь, если бы кто-то другой предложил бы мне такое, я сразу послал бы его с этим к директору соответствующей службы. Мне очень нравится учить людей на их ошибках. Но в твоем случае я такой роскоши не могу себе позволить.

— Почему? Чем я отличаюсь от остальных?

— Тем, что ты — это ты. Ты уже убедилась, в фирме «Герреро» работают достаточно консервативные люди. И вот в Херес прибываешь ты, молодая, красивая иностранка. Все в смятении. Многие находят твое назначение несерьезным с моей стороны. Меня даже удивило, как быстро они начали изменять свое отношение к тебе. Да, ты смогла пленить многих своим приятным обхождением, которым почтила здесь всех, исключая одного меня.

Эмма рассматривала кофейную гущу. Ей бы хотелось обходиться с Луисом так же, как со всеми, но разве это возможно?

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Объясню. Сейчас мы вернемся с тобой в «Герреро». На маленькое стоячее болотце, чья лишенная потрясений жизнь была так по сердцу его обитателям, пока этот чертов новый совладелец и генеральный директор не напомнил им, что они живут на пороге двадцать первого столетия. — Эмма улыбнулась: он точно охарактеризовал обстановку. — Пока они мне этого не прощают. А некоторые, наверно, не простят никогда. Из каждого угла на меня льются эманации ненависти. Тебе, возможно, кажется, что мне это по душе, что я люблю конфликты. Напрасно ты так считаешь. Я ухожу из «Герреро» как выжатый лимон. Но это работа. И медленно, исподволь жизнь фирмы претерпевает перемены.