Онлайн книга «Чудо»
|
Анна покончила с молитвами, прошептав напоследок молитву к Доротее. Потом, перекрестившись, забралась под серое одеяло. Ее голова покоилась на тонком валике. – У вас нет другой подушки? – спросила Либ. Полуулыбка. – У меня вообще не было подушки, пока я в прошлом году не заболела коклюшем. Какой-то парадокс: Либ надлежит открыть миру уловки девочки, а она между тем печется о том, чтобы Анна хорошо выспалась. Трудно отделаться от старых медсестринских привычек. – Китти, – позвала Либ из-за двери. Супруги О’Доннеллы уже ушли, а горничная раскладывала на скамье старый матрас. – Можешь принести вторую подушку для Анны? – Возьмите мою, – сказала горничная, протягивая ей комковатую подушку в хлопчатобумажной наволочке. – Нет-нет… – Берите, мне все равно. Я засыпаю на ходу. – В чем дело, Китти? – послышался из закутка голос Розалин О’Доннелл. – Она просит другую подушку для ребенка. – Анне нездоровится? – отодвинув портьеру из мешковины, спросила мать. – Просто хотела узнать, нет ли лишней подушки, – в замешательстве ответила Либ. – Возьмите обе, – ответила Розалин О’Доннелл. Она появилась в ночной рубашке, с босыми ногами и положила свою подушку поверх Киттиной. – Детка, у тебя все хорошо? – просунув голову в спальню, спросила она. – Очень хорошо, мамочка, – ответила Анна. – Одной хватит, – сказала Либ, беря подушку Китти. Миссис О’Доннелл стала принюхиваться: – Тебя не мутит от запаха этой лампы, милая? Глазки не щиплет? – Нет, мамочка. Женщина выставляла напоказ свою заботу, пытаясь создать впечатление, что безжалостная сиделка причиняет ребенку вред, настаивая на чересчур ярком освещении. Наконец дверь закрылась, и сиделка осталась наедине с ребенком. – Ты, наверное, устала, – обратилась Либ к Анне. Долгое молчание. – Не знаю. – Сегодня тебе, вероятно, будет трудно уснуть, поскольку ты не привыкла к лампе. Хочешь почитать? Или я тебе почитаю? Ответа не было. Либ подошла к девочке, которая уже, оказывается, уснула. Бледные пухлые щеки. Питается манной небесной. Какой вздор! Что в точности означает эта манна – какой-то вид хлеба? Книга Исхода, это в Ветхом Завете. Единственный библейский том, который попался Либ в ящичке с сокровищами Анны, был сборник псалмов. Либ пролистала его, стараясь не перепутать карточки. Ни одного упоминания о манне. Либ обратила внимание на одну фразу. Дети, бывшие незнакомцами, лгали мне. Странные дети исчезли и сошли со своего пути. Что бы это значило? Безусловно, Анна – странный ребенок. И она сошла с обычного пути девичества, вознамерившись лгать целому свету. И тогда Либ осенило, что спрашивать нужно не о том, как ребенок мог совершить подобное мошенничество, а зачем? Верно, дети выдумывают всякие небылицы, но наверняка такого рода историю мог сочинить только ребенок с извращенной натурой. Анна не проявляет ни малейшего интереса к богатству. Обычно дети стремятся завоевать внимание, может быть, даже славу, но не такой ценой – пустой желудок, болящее тело, постоянные терзания о том, как поддержать эту ложь. Если только О’Доннеллы не придумали этот чудовищный план, заставив Анну принять в нем участие, чтобы получать выгоду от посетителей, проторивших дорожку к их двери. Однако не похоже на то, что Анну к чему-то принуждают. В ней есть какая-то спокойная уверенность, самообладание, необычное для столь юного существа. Разумеется, взрослые тоже, бывает, бесстыдно лгут, в особенности про самих себя. По опыту Либ знала, что люди, не способные и на грош обмануть продавца, станут врать о том, сколько бренди выпили или в чью комнату вошли и что там делали. Девушки с выпирающим из корсета телом отрицают свое положение, пока не начнутся схватки. Мужья клянутся всеми святыми, что разбитые лица жен – не их рук дело. Каждый человек – вместилище секретов. Священные карточки приводили Либ в смятение своими причудливыми деталями: у некоторых края как кружево, другие с экзотическими именами. Святой Алоизий Гонзага, святая Катерина Сиенская, святой Филипп Нери, святая Маргарита Шотландская, святая Елизавета Венгерская – подобно коллекции кукол в национальных костюмах. Как сказала недавно Анна, Он может обратить любого, любого грешника или неверующего. Целая серия посвящена страстям Христовым: «С Господа срывают одежду». Кому пришла в голову мысль дать в руки ребенку, тем более чувствительному, столь мрачные и сильные образы? На одной карточке была изображена маленькая девочка в лодке с голубем над головой: «Божественный кормчий». Означает ли надпись, что Христос незримо управляет ее лодкой? Или, может быть, кормчий – это голубь. Разве не изображается зачастую Святой Дух в виде птицы? Или фигурка, которую Либ приняла за девочку, на самом деле – Христос с детскими пропорциями тела и длинными волосами? Дальше женщина в пурпурном одеянии – Дева Мария, как догадалась Либ, – приводит на водопой к водоему с мраморными бортиками стадо овец. Какая странная смесь утонченности и бесхитростности. На следующей карточке та же самая женщина бинтует овцу с раздутым животом. Либ долго билась с французской надписью. Получилось что-то вроде: «Мои овцы никогда не погибнут, и никто не отнимет их у меня». Анна заворочалась, голова съехала с подушек и уперлась в плечо. Либ быстро вставила карточки в книгу. Но Анна не просыпалась. У нее был ангельский вид, как у всех детей во сне. Мягкие линии лица не хранили никакой тайны. Либ напомнила себе, что сон даже взрослым придает невинный вид. Лицемеры! Это заставило Либ вспомнить кое о чем: Мадонна с Младенцем. Она вынула из ящичка подсвечник. Что могла Анна вверить этой миниатюрной фигурке? Либ потрясла ее, никаких звуков. Полая трубка, открытая снизу. Она заглянула в темную голову Девы Марии в поисках крошечного припаса какой-нибудь очень питательной еды. Поднеся подсвечник к носу, Либ ничего не учуяла. Но потом нащупала пальцем с коротким ногтем… что-то едва ощутимое. Миниатюрный пакетик? Достала из сумки ножницы и просунула лезвия в шероховатее нутро статуэтки, поворачивая их. Право, ей пригодился бы крючок, но где его достать посреди ночи? Она стала долбить сильней… И вскрикнула, когда вещица развалилась на две части. В ее руках фарфоровый младенец откололся от фарфоровой матери. Из тайника показался пакетик – после всего не такой уж важный. Либ развернула бумагу и нашла лишь прядь темноватых волос, но без рыжеватого оттенка, как у Анны. Пожелтевшая бумага была, судя по всему, оторвана от газеты «Фримэнз джорнал» примерно в конце прошлого года. Итак, она напрасно испортила одно из сокровищ ребенка. Как какой-то неловкий новичок на первом дежурстве. Либ положила обломки в ящичек, засунув между ними пакетик с волосами. |