
Онлайн книга «Пленница судьбы»
— Но тут так красиво… — Я боюсь стать не пленницей острова, а заложницей того образа жизни, какой ведут мои родные и я сама, — сказала девушка. Все-таки эти люди пока плохо понимали, что значит ощущать оторванность от мира, большого мира, когда жизнь, с одной стороны, напоминает спокойный сон, а с другой — полна той ужасающей реальности, какая способна пробудить отчаяние в самом отважном сердце. — Да, нелегко ощущать себя обманутой жизнью, — задумчиво промолвила Шанталь. Наступила пауза, и тут Мари решила, что тоже может о чем-нибудь спросить. — А кто ваш отец, Кристиан? — наивно поинтересовалась она. Шанталь продолжала сидеть не меняя позы, лишь ее тонкие пепельные брови слегка приподнялись, а Кристиан произнес, сияя широкой улыбкой, в которой более опытный и искушенный жизнью человек легко уловил бы иронию: — Когда я впервые спросил об этом у мамы, она ответила, что меня принесли ангелы. Мари замерла. Как это понимать? Что он незаконнорожденный? Что ж, он вполне мог быть сыном какого-нибудь аристократа (почему она решила, что именно аристократа, девушка и сама не знала), который соблазнился красотой Шанталь. Тогда кем была сама Шанталь? — Должно быть, вам трудно управляться по хозяйству? — спросила она, пытаясь сгладить неловкость. — Я подумываю о том, чтобы нанять служанку, — ответила женщина. — Я могла бы вам помочь, — сказала Мари. — Нашей семье не помешают лишние деньги. — Этому никогда не бывать! — резко произнес Кристиан и прикоснулся к руке девушки. Вскоре Мари встала из-за стола. — Спасибо за угощение. Мне пора, а то родители будут меня искать. — Вы не сказали им, что идете к нам? — спросила Шанталь. — Нет. — Давайте я вас провожу, — предложила женщина и взяла с дивана соломенную шляпку, украшенную воланами из лент. Они вышли из дома и пошли мимо ветхих домов, застывших в своей странной архаичной красоте. В разгар лета каменные стены были увиты плющом, а пышная растительность окутывала дворы прохладной тенью. Ветер трепал опаленную солнцем траву и тихо звенел в верхушках высоких деревьев. Мари шла медленно; она закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Она понимала: это последняя минута безмятежности перед серьезным разговором. — Простите, Мари, — вдруг резко спросила Шанталь, — какие у вас отношения с моим сыном? Девушка растерялась. Она заметила, как Шанталь нервно сплела свои гибкие, как тростник, пальцы. — Мы просто знакомые. Встречаемся, разговариваем… — Потом прибавила: — Не беспокойтесь, мне известно, что я не пара вашему сыну. — Да, — Шанталь взяла ее под руку, — но совсем не в том смысле, как ты думаешь. Ты здоровая девушка, а Кристиан… сама понимаешь. В свои двадцать три года он достаточно настрадался, и я не хочу, чтобы его настигла новая боль. Скажу прямо: едва ли он всерьез заинтересовался бы тобою в Париже, да и ты вряд ли увлеклась бы Кристианом, если б жила в большом городе, а не на этом острове. Здесь ни у кого из нас нет особого выбора. — Да, — промолвила Мари, освобождая руку, — и все-таки вы выбираете… за меня. — Просто я уверена, будет лучше, если вы перестанете видеться, — сказала женщина, глядя на девушку ясными голубыми глазами. — Хорошо. Я все поняла. Я пойду, мадам. Шанталь усмехнулась: — Я не мадам. А для мадемуазель, пожалуй, старовата. Называй меня просто по имени. Внезапно в ее голосе проскользнули странные нотки — будто эту фразу произнесла совсем другая женщина, а в коротком смешке прозвучало что-то жесткое, даже циничное. Но Мари была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Вернувшись домой, девушка долго размышляла об этом разговоре. Их общение с Кристианом действительно сводилось к беседам, причем порою об очень странных вещах, о каких Мари никогда ни с кем не говорила. Его слепота отталкивала и пугала; не будь Кристиан слеп, Мари давно влюбилась бы в него без памяти, ведь он был вежлив, ненавязчив, да к тому же весьма привлекателен. А она — кем была для него она? Иногда Мари казалась самой себе сиротой, которую из милосердия наняли потешать барского сынка. Эту мысль как нельзя лучше подтверждал разговор с Шанталь — прямой, резковатой, твердой и в то же время явно не слишком уверенной в себе, чей дом был не к месту изысканным, уединенным и печальным, чья кожа в отличие от обветренной, загорелой кожи Мари была нежна, как цветущий миндаль, в чьих глазах сквозь мягкий свет пробивалась острая, как боль, жестокость. Мари решила, что ноги ее больше не будет ни на западном берегу острова, ни тем более в доме Кристиана. Каждому свое: для него остров — это убежище, для нее — родной дом, ограждающая от мира крепость. Вскоре в гости к родителям неожиданно приехала Корали с мужем. Отец и мать нашли, что дочь хорошо выглядит, к тому же на голове у Коры красовался новый, отделанный кружевом батистовый чепец. Что касается Луи Гимара, то он, безусловно, был силен и смел, но при этом грубоват и прост, а Мари с некоторых пор ощутила склонность к утонченности. За ужином зять вдруг произнес: — Я хочу сообщить вам важную новость. «Кора беременна», — сразу подумала Мари. Однако Луи Гимар продолжил: — И не слишком хорошую. На Больших скалах начаты разработки гранита. Прибыла партия рабочих с материка, человек двадцать. Скоро начнут вывозить наш камень — говорят, он пользуется большим спросом! Отец возмущенно покачал головой: — Подумать только, что творят власти! Распродавать остров по кускам! — Да, я тоже так думаю. Потом они долго говорили о разных проблемах, а Корали прошла в свою комнату, которую прежде делила с младшей сестрой. Сначала Мари хотела расспросить ее о семейной жизни, но потом решила, что это ни к чему. Слегка поколебавшись, девушка рассказала сестре о Кристиане: все-таки ей хотелось кому-то выговориться. Или посоветоваться. Кора молча выслушала ее и сказала: — Полагаю, нет смысла выступать против решения его матери. Она лучше знает своего сына. Да и родителям вряд ли понравится это знакомство. — Неужели нельзя хоть в чем-то отступить от правил! — воскликнула Мари. Ее возмущало, что до Коры в буквальном смысле слова было не достучаться. — Отступить можно, но что это даст? Ведь правила диктует образ жизни, — сказала Кора. Они сидели глядя друг на друга: одна — с осознанием неукротимой воли, отказываясь сложить оружие, с желанием настоять на своем и самой выбрать свой путь, другая — словно впавшая в спячку, унылая и поразительно спокойная. |