Книга Один-единственный, страница 42 – Барбара Бреттон

— Нам сюда? — спросила Изабель, когда Дэниел повернул к месту парковки.

— На минутку, — ответил он, вдавив до упора педаль тормоза. — Сэл и Роуз собирались выехать только завтра днем, а маме индейка нужна с утра.

— Ты меня совсем запутал, голова кругом идет.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Дэниел. — Именно в таком состоянии и следует отмечать День благодарения в кругу моей семьи.

Он помог Изабель выбраться из машины и направился к «Золотому кию».

— Это бильярдная? — Изабель так и застыла. — Я не думаю…

— Что? Недостаточно приличное заведение для тебя, принцесса?

Она замялась, пробормотала:

— Я видела американские бильярдные в кино. Но едва ли это место, в котором… — Изабель в смущении умолкла.

Бронсон рассмеялся и распахнул перед ней дверь.

— После вас, принцесса.

Изабель вскинула подбородок и, решительно переступив порог, оказалась в шумном, прокуренном, полутемном помещении. Двое пожилых джентльменов сидели у зеркального окна и азартно спорили о каких-то «мете». Женщина средних лет в золотистых брюках-стрейч стояла у музыкального автомата. Во рту у нее дымилась сигарета. Молодой парень, с ног до головы одетый в черную кожу, склонившись над бильярдом, подмигнул Изабель.

Принцесса не знала, смеяться ли ей или плакать.

— Знаешь, Бронсон, — сказала она, глядя на спутника снизу вверх, — что-то мне тут не нравится.

Эта бильярдная и впрямь казалась идеальным местом для всякого рода стычек и потасовок.

— Держись, принцесса, — улыбнулся Дэниел. — Сейчас будет еще интереснее. — Он сложил руки рупором и крикнул на весь зал: — Эй, Сэл! Тащи-ка сюда свой зад вместе с обещанной индейкой, пока я не поднял ренту!

Изабель в изумлении наблюдала, как оживает бильярдная.

Услышав голос Дэниела, женщина в золотых брюках повернулась в его сторону. Ее ярко накрашенные глаза округлились, и вдруг она, раскрыв объятия, устремилась к Бронсону:

— Дэнни, дорогой! Ты где пропадал?

Под мощным натиском ее торса Дэниел даже покачнулся. Потом смачно чмокнул ее в щеку.

— Рад видеть тебя, Элен. Как внучата?

— Отлично. Уже четверо, — ответила Элен, бросив взгляд на Изабель. — И еще младшая дочка ждет первенца в мае.

— Берегись, Дэниел! — крикнул один из стариков, сидевших у окна. — Скоро она обставит вас, Бронсонов, по количеству потомков.

Парень в коже приблизился к ним, и Изабель с трудом подавила желание спрятаться от него за спину своего спутника.

— Хай, Дэн! — Мужчины приветствовали друг друга как-то уж очень забавно — звонко шлепнули ладонью о ладонь. — Ну, как жизнь?

— Потихоньку, Фрэнки. Приедешь завтра? Фрэнки кивнул.

— Папенька хочет провести последний в жизни День благодарения в окружении всех своих родных и близких.

К ужасу Изабель, оба вдруг разразились громким хохотом.

— Боже, как вам не стыдно! — взорвалась она. — Разве можно? Это ведь кощунство!

Дэниел обнял ее за плечи.

— Дело в том, что Сэл говорит так с тех пор, как мне исполнилось пять лет, принцесса. Он здоров как бык.

— Мой папаша проживет лет до ста, — добавил Фрэнки. — И будет допекать меня, даже лежа на смертном одре.

— Черт возьми! — раздался голос из дальнего дверного проема, и в зале появился седовласый старик. — Поможет мне кто-нибудь с этой индейкой?

Когда они выходили из «Золотого кия», голова у Изабель кружилась. Бронсон погрузил в кузов огромную тушу индейки и помог принцессе взобраться в кабину.

— Держу пари, ты никогда не думала, что прокатишься в одной машине с птичкой весом в двадцать шесть фунтов, — сказал он, выезжая на трассу.

— Да, признаться, не думала.

— Ты, похоже, немного не в себе.

— Но у меня действительно голова кругом идет от всего этого.

Дэниел рассмеялся.

— Сэл не всегда такой. Просто сегодня он очень переволновался от встречи с настоящей принцессой.

— Он подумал, что я из Перу, — засмеялась Изабель.

— Этот старик, может, и не самый образованный в мире человек, зато самый великодушный.

— Как тебя угораздило с ним познакомиться?

— Это лучший друг отца. — Дэниел, стараясь не забывать о дороге, бросил на Изабель быстрый взгляд. — Они вместе учились в школе.

— И твой отец до сих пор водит с ним знакомство?!

— Мой старик и за несколько миллионов зеленых не расстанется со старым другом.

— По словам Сэла, ваша семья владеет чуть ли не половиной всего Нью-Йорка, — сказала Изабель, когда они миновали очередной ресторан, принадлежавший отцу Дэниела.

— Да, приблизительно.

— И каково же чувствовать себя настолько богатым?

— А каково чувствовать себя принцессой? Если никогда не знал ничего иного, то не с чем и сравнивать.

Она вспомнила, что ей рассказывали о карьере и об успехе Мэтти Бронсона.

— Я думала, твой отец сам пробивал себе дорогу.

— Да, верно. Но к тому времени, когда я основал свое дело, он уже стал тем, кем является сейчас. Так что мое детство, принцесса, отнюдь не было тяжелым и полным лишений.

— И что, все твои братья и сестры приедут на праздник к родителям?

— А в чем дело? Ты уже дрожишь?

— Еще бы, Бронсон. Ведь у тебя действительно очень большая семья.

— Ничего удивительного. Мы ведь католики.

Вскоре ему удалось развеселить Изабель рассказами о своих родственниках. В каждом он подмечал самую яркую, бросающуюся в глаза черту, и вместо портретов получались дружеские шаржи. К тому моменту, когда Дэниел перешел от братьев и сестер к их женам и мужьям, Изабель уже покатывалась со смеху.

— Так у тебя, наверное, есть еще и племянники с племянницами? — спросила она, побуждая его продолжать рассказ.

— Одиннадцать душ, — усмехнулся Дэниел. — Кэти, должно быть, просто спятит от радости, увидев тебя. Она мечтает вырасти и стать принцессой.

На глаза Изабель навернулись слезы.

— Надеюсь, ей повезет больше.

Но она прекрасно понимала, что маленькой Кэти уже повезло. Ведь у нее была любящая семья.

Отвернувшись, Изабель уставилась в окно автомобиля; казалось, она любуется мелькавшими за стеклом огнями. Но у Дэниела было обостренное чутье на женские слезы, и он сразу же понял, что принцесса вот-вот заплачет. Наверное, весь этот разговор о семье, да еще после недавней смерти ее отца, пробудил в ней такие сильные эмоции. Бронсон снова подумал о том, какие они разные. Причем дело даже не в жизненном опыте, а в том, чего они ждут от будущего. Дэниел воспринимал счастье как нечто данное и само собой разумеющееся. Принцесса же скорее всего не вполне верила в его существование. И может быть, так никогда и не поверит.