Книга Тени утренней росы, страница 16 – Татьяна Воронцова

«Можно», — читаю по его губам.

Можно? Что именно?

Минуту я колеблюсь, потом легонько толкаю его в бок. Повинуясь безмолвному приказу, он перекатывается со спины на живот. Что дальше? Сердце мое бешено бьется. Но медлить нельзя (что, если он передумает?), поэтому я проворно переступаю через него левой ногой и с нарочитой небрежностью усаживаюсь на него верхом. Так-то вот, юноша. Сидеть на его мускулистой заднице было приятно.

Он глядит на меня через плечо, и я вижу его улыбку. Коронную улыбочку лгуна, шута и хитреца. Когда она раздвигает его губы, лицо меняется до неузнаваемости. Вот такие типы по ночам совершают налеты на мини-маркеты и бензоколонки, грабят одиноких прохожих и затевают драки на дискотеках.

Стараясь держать себя в руках, я провожу лезвием ножа, для начала плашмя, вдоль его позвоночника. На коже остается тончайшая поверхностная царапина. Но руки-то, руки у него были свободны, и он немедленно напоминает мне об этом, пощекотав внутреннюю сторону моего бедра. Он дразнит меня! Теперь я должна либо отступить, превратив все в невинную шутку, либо... Либо — что?

Отложив нож, я задумчиво поглаживаю его поясницу над поясом джинсов. Нагибаюсь и, подсунув под него обе руки, нащупываю пряжку ремня. Улыбка сползает с его лица, но он по-прежнему не оказывает ни малейшего сопротивления. Даже наоборот: приподнимается, чтобы мне было удобнее расстегнуть ремень и вытащить его из петель.

— Руки назад.

И вновь он подчиняется, только недоуменно поводит плечами, как будто сомневается в серьезности моих намерений.

Старательно я стягиваю ремнем его запястья. Стягиваю туго, не обращая внимания на то, что местами жесткий край ремня так врезается в кожу, что она сразу оказывается стертой до красноты.

— Юный охотник Загрей, растерзанный неистовыми жрицами богини Геры. — Подавшись вперед, я хватаю его за волосы, резким движением оттянув голову назад и приставив лезвие ножа к его шее. — Этот образ волнует тебя?

— Конечно, — отвечает он тихо, не открывая глаз.

— А ты пробовал представить себя на его месте? Он усмехается краем рта, смущенно и вместе с тем развязно, как человек, которому есть что вспомнить. Я ткнула его острием ножа. Не в шею, всего лишь в плечо.

— Пробовал, и даже не раз.

— Расскажи мне.

— Совсем недавно я пробовал сделать это перед сном, уже будучи знаком с тобой. А до этого... — Он снова усмехнулся. — Ну, было как-то раз. Много лет назад, еще в студенческие годы. Я заканчивал университет...

— Где?

— В Оксфорде.

Ничего себе! Маленький приемыш получил превосходное образование. Браво, дядюшка и тетушка.

— Так что же случилось в Оксфорде?

— Ну-у... — тянет он, поддразнивая меня уже в открытую, — сама знаешь, эти маленькие университетские городки... там может случится все, что угодно.

— Под маской благопристойности, — подхватываю я, нацеливаясь острием ножа ему под лопатку, — там процветают все пороки мира. Там зреют заговоры, там... ах ты, гаденыш. Будешь отвечать на вопрос или нет?

— А тебе нравится допрашивать мужчину?

— Мальчишку, — вношу я поправку.

— О! — Еще одна короткая усмешка и ни слова больше.

— Учти, я не собираюсь развязывать тебе руки, пока ты не ответишь на мой вопрос.

— В таком случае мы проведем здесь много времени. Конечно, рано или поздно мне захочется есть, пить, курить, да и тебе, моя дорогая, все это до смерти надоест.

— Только это и заставит тебя заговорить? — уточняю я с угрожающим спокойствием. — Я правильно поняла? Только голод, жажда или скука.

Правила игры ему известны. Он говорит именно то, что должен сказать. Изображает строптивого невольника, в то время как я — надменную госпожу. Пока что это довольно забавно, во всяком случае никто не возражает.

— А как насчет боли, мой принц? Тебе разве не больно?

С этими словами я просовываю рукоятку ножа (сложенного, разумеется) между его скрещенных запястий, после чего с намеренной жестокостью принимаюсь затягивать и перекручивать петли ремня. Нейл оказывает запоздалое сопротивление, сжимая кулаки и напрягая мышцы рук, но этим только укрепляет мою решимость разговорить его во что бы то ни стало.

— Да, — произносит он после паузы. — Есть немного.

Его высокомерие оскорбительно. Улыбка со стиснутыми зубами.

— Ты готов отвечать?

— Остынь, сиятельная, смени гнев на милость. Стоит ли ворошить прошлое? — Он закусывает губу и вздрагивает от смеха. — Ну ладно, ладно, расскажу.

— Что значит «ладно»? Ты делаешь мне одолжение, что ли?

— Нам обоим. Думаю, тебе, как и мне, не очень хочется сидеть тут до ночи.

— Наглец! Впервые вижу такого наглеца. Ну, рассказывай.

— Сперва развяжи, — говорит он тихим голосом, просительно шевельнув кистями рук.

Нагнувшись, я поочередно целую их — левую, потом правую — прикусываю зубами золотой браслет, вдыхаю запах буйволиной кожи от ремня.

— Ладно, не развязывай. Оставь, — произносит Нейл со вздохом. — Вижу, тебе это нравится.

— Я развяжу тебя после того, как услышу твой рассказ. Итак, ты жил в студенческом городке, ты заканчивал университет... и что?

— Уверена, что хочешь знать? Это достаточно скабрезная история. Лично мне потребовалось время, чтобы осмыслить ее. Не то чтобы я раскаивался в чем-то, раскаиваться вообще не в моих правилах, но некоторые угрызения совести все же имеют место. Мне жаль, что я так и не сумел искоренить в себе преступной, с точки зрения мелкобуржуазной морали, привычки превращать трагедию в фарс и возмездие в суперприз. Ужасно, не правда ли?

— Длинное предисловие, — замечаю я. — Только не говори, что я первая, кому ты об этом рассказываешь.

Он скалит зубы — гнусный обманщик, не ведающий угрызений совести. Выпускник Оксфорда с губительным обаянием шекспировского Оберона ^[17].

— Должен признаться, в то время я встречался с двумя девушками одновременно. То есть не одновременно, а, так сказать, параллельно. С Чарлин я познакомился на клубной вечеринке, она только что поступила на историко-археологический факультет, а с Мэри, которая уже целый год трепала мне нервы, все собирался, да так и не смог расстаться. Глупо, да?

— Не то слово, — пробормотала я. — Ты что же, имел их обеих?

— Боюсь, что да.

— И долго это продолжалось? Он задумался.

— Месяцев пять или шесть.

— За это время можно было принять решение, как ты считаешь?