Книга Евгения, страница 7 – Елена Гайворонская

– Так короче. – Евгения тоже подняла руки и выписывала в воздухе плавные круговые движения на манер индийской танцовщицы, пританцовывая на ходу. Звенели браслеты на тонких запястьях, тугие затянутые денимом бёдра девчонки ритмично двигались в такт неведомой музыке, слышимой ею одной. Максим с трудом отвёл взгляд в сторону, ему вдруг стало неловко, словно подсматривал в замочную скважину. Капельки пота проступили на лбу, он отёр их платком и почувствовал жгучую боль – крапива ужалила-таки запястье.

– Чёрт! – В сердцах выругался Максим, сердясь на крапиву, девчонку и себя самого.

– Мы друзья? – нежданно спросила Евгения.

– Конечно, – кивнул он.

– Я хочу с тобой посоветоваться. Только дай слово, что не расскажешь маме!

– Не скажу! – Отозвался Максим. – А в чём дело?

– Придёт время – скажу. – Таинственно заявила девчонка. – Скоро, уже скоро… Уже добрались! – Евгения обернулась. – Вуаля. – И замерла статуей, картинно разбросав руки.

Деревья расступились. Впереди простиралась аллея, на которой в художественном беспорядке росли сиреневые кусты, увенчанные тяжёлыми гроздьями цветов. Белых, синих, лиловых… В воздухе стоял её густой тягучий горьковатый запах, как в парфюмерном отделе универмага. От него кружилась голова, и теснило грудь.

– Нравится? – Спросила Евгения. – Правда, здорово?

– Я думал, сирень уже сошла.

– Это поздние сорта. – Пояснила Евгения. – Место называется сиреневый сад.

Здесь я тебя и сфоткаю. Ну-ка, встань туда, расслабься… Стоп! не делай официального лица, я же тебя не на стенд «Их разыскивает милиция» снимаю.

Макс фыркнул.

– Уже лучше. – Сказала Евгения. – Но надо добиться полной естественности, иначе фотка не получится. Смотри на меня…

И она стала паясничать, пританцовывать, показывать язык, строить уморительные рожицы. Как вдруг схватила фотоаппарат, нацелилась объективом, щёлк!

– Зер гут. – Удовлетворённо произнесла Евгения. – Снимок при встрече. А теперь познакомься с моим любимым садом. Разреши представить, это моя любимая, махровая сирень.

Она подтащила Макса к огромному раскидистому кусту, нагнула ветку, сорвала лиловую гроздь, прикрыв глаза, блаженно вдохнула аромат и прошептала:

– Ах… Хорошо! На, понюхай! – И поднесла к лицу Максиму. Он втянул терпкий с горчинкой запах, чувствуя, как пьянеет от безумного аромата.

– Обожаю сирень. – Полузакрыв глаза, томно прошептала Евгения. – Мои духи похожи, как думаешь?

Она приблизилась, чуть склонила голову, подставила висок с пульсирующей голубой прожилкой. Максим, как зачарованный, вдохнул запах янтарных кудрей, зарылся в них лицом, чувствуя, как земля начинает медленное вращение под ногами. Ему вдруг показалось, что они оба сейчас потеряют равновесие и упадут, одной рукой он судорожно взялся за сиреневый ствол, другой подхватил Евгению за тонкую талию и замер, не в силах пошевелиться, чувствуя, как внутри разгорается медленное пламя.

– Я хотела тебя спросить… – промолвила Евгения. – Только не смейся, ладно? Ты умеешь целоваться?

– Что? – Севшим голосом переспросил Максим.

– Ну, ты когда-нибудь целовал девушку?

– Зачем тебе? – Его пальцы медленно перебирали её кудри, одновременно мягкие, как пух и жёсткие, как проволока. Как такое могло быть?

– Я встречаюсь с одним парнем из нашей школы. – Простодушно объяснила Евгения. – Кажется, я ему нравлюсь, и он мне тоже. Я думаю, вдруг он захочет меня поцеловать, а я не умею этого делать? Покажи мне.

– Что?! – Снова переспросил Максим, чувствуя, жар и холод одновременно.

– О, Господи! – Всплеснула руками Евгения. – Ну, ты можешь меня поцеловать по-взрослому? Что тебе, трудно, что ли? мы ведь друзья!

Друзья… Он вдруг возненавидел это слово. Кто только придумал, что можно дружить с маленькими глупыми девчонками? Хотел оттолкнуть её, гордо отвернуться, объяснить, что есть вещи, которым нельзя научить, как в школе. Что не может, не станет, не хочет… Хотел… Не смог.

Максим обнял Евгению, привлёк к себе, ощутив всем существом упругое тепло её стройного тела, она закрыла глаза, запрокинула голову, волосы рассыпались дождём. Её губы – полные мягкие полуоткрытые были совсем близко. Он видел каждую чёрточку, припухлость, – и понял, что никогда и ничего не желал в жизни так страстно как этого безрассудного поцелуя…

Евгения оттолкнула его, рывком разорвала огненное кольцо сплетённых рук и тел, сделала шаг назад. На её личике появилась брезгливая гримаса.

– Тьфу, гадость какая. – Сказала она, тщательно вытирая губы тыльной стороной запястья, – тьфу. Как это может нравиться, не понимаю? По-моему, книги сильно преувеличивают. Ладно, пошли, а то мне ещё к Машке надо забежать.

Евгения сломала ветку сирени и пошла, как ни в чём не бывало, не оборачиваясь, что-то напевая под нос, дирижируя цветком, нимало не догадываясь, не задумываясь о гибельной силе своего раннего расцвета.

Макс брёл позади как зомби, оглушённый, опустошённый. В голове стоял непонятный гул, ноги были ватными. Он изнемогал от навалившейся тяжести внезапного откровения: эта девочка-подросток взволновала его, как волнует мужчину взрослая женщина.

– Неужели тебе это нравится? – вслух размышляла Евгения.

– Ты ещё маленькая. – Глухо сказал Максим. – Придёт время, тебе тоже понравится.

– Многим девчонкам в классе это нравится. – Помахивая веткой, говорила Евгения. – Может, это потому что ты не мой парень, а просто друг? Может, с Павликом будет иначе? Надо попробовать.

Ему вдруг отчаянно захотелось развернуть девчонку за плечи, заглянуть в её кошачьи глаза и ударить наотмашь по губам. По безумно сладким губам, с которых срывались гадкие слова. А потом снова прильнуть к ним и целовать, пока хватит воздуха, остаток дня, весь вечер, ночь, всю вечность…

Максим ехал в полупустой электричке, тупо смотрел в окно и видел лицо Евгении, а в вагоне одуряющее пахло сиренью. Пытался думать о другом: об институте, о предстоящем отдыхе, но мысли упорно возвращались к девчонке, неожиданно повзрослевшей этим вечером. Как он мог так долго обманываться? Врать себе и всем, что относится к Евгении как к сестрёнке, маленькой дочке его учительницы. Что приезжает исключительно на занятия, а вовсе не с целью увидеть её лишний раз… А ей всего пятнадцать… Проклятие!

Максим чувствовал себя извращенцем, педофилом, растлителем малолетних и просто гадом в одном флаконе. Он говорил себе, что больше не поедет к немке, не увидит Евгению до тех пор, пока ей не исполнится хотя бы семнадцать. Что встретит взрослую девушку, с которой будет не только целоваться, но и заниматься сексом до умопомрачения, до полного забвения всего, что случилось сегодня…

Колёса мрачно и монотонно отстукивали начало нового пути.