Книга Любить того, кто рядом, страница 43 – Эмили Гиффин

Я смущенно улыбаюсь: удивительно — столь простая фраза может одновременно исцелять душу, волновать и выбивать из колеи.

Но что еще хуже — или, может, лучше, — в этот момент Лео опускает спинку сиденья и кладет свою ладонь рядом с моей. Наши руки соприкасаются, от локтя до запястья. Закрываю глаза, стараюсь глубоко дышать и ощущаю такой жар, что перехватывает дыхание. Когда хочешь чего-то очень сильно, желание превращается в потребность — меня буквально захлестывает его сила и напор.

Приказываю себе убрать руку, понимая, насколько важно вести себя правильно. Мой разум кричит: «Я только что вышла замуж! Я люблю своего мужа!» Но это не помогает. Я буквально не могу двинуть рукой. Не мо-гу! Вместо того опускаю сиденье на один уровень с сиденьем Лео и обхватываю пальцами подлокотник, отчаянно надеясь, что нежданный попутчик сделает то же. Лео кладет руку на подлокотник, неуверенно и робко, наши мизинцы соприкасаются, потом перекрещиваются, сплетаются теснее, как будто волна прибивает его к моему берегу, накрывает меня.

Интересно, он смотрит на мое отражение в стекле салона? Я не хочу открывать глаза, надеясь, что темнота спрячет под своим покровом часть моей вины, сделав мои поступки менее реальными. Но происходит прямо противоположное: чувства только обостряются, становятся реальнее и сильнее — так всегда бывает. Когда сосредотачиваешься на себе, другие отходят на второй план.

Проходит какое-то время. Мы оба молчим. РукаЛео. Она тяжелая и теплая, покоится на моей, словно тогда, в кафе у Одиннадцатой и Бродвея, когда это все началось. Однако на сей раз прикосновение наполнено совершенно другим смыслом: оно не просто сопровождает разговор, это и есть разговор. Своего рода приглашение. Приглашение, которое я принимаю неторопливым поворотом руки, открытой ладонью. Наши ладони встречаются, и теперь мы по-настоящему держимся за руки. Я твержу себе, что это самый невинный из жестов. Первоклассники держатся за руки. Родители и дети держатся за руки. Друзья держатся за руки.

Но не так, как мы. Совсем не так.

Слышу дыхание Лео, его лицо совсем рядом, наши пальцы сплетаются, разжимаются, меняют положение. И мы летим на восток, держась за руки и постепенно засыпая. Между небом и землей, между прошлым и будущим — вместе.

Все, что происходит потом, помнится как в тумане: я то засыпаю, то просыпаюсь. Сквозь дремоту слышу объявления стюардессы, но окончательно прихожу в себя, лишь, когда самолет начинает снижаться, готовясь к посадке в аэропорту Кеннеди. Спросонья смотрю в иллюминатор и вижу огни города, потом поворачиваюсь к Лео — он еще спит и держит во сне мою руку. Он слегка склонился ко мне, его лицо освещают лампы салона. Я разглядываю его, стараясь запомнить черты его лица: усы, немного растрепанные баки, длинный прямой нос, тяжелые веки.

Желудок урчит, и я вдруг осознаю, что чувствую себя так, как наутро после первой близости с Лео. Тогда я точно так же проснулась до восхода солнца. Хорошо помню, что ужасно замерзла. Лео спал рядом, его грудь мерно поднималась и опускалась, а я думала: «Что будет дальше?»

Сейчас я задаю себе тот же вопрос, но на сей раз ответ совсем другой. Надежды нет. Это не начало, а конец. Через несколько минут руку Лео придется отпустить. Потом мы простимся.

Вскоре самолет резко идет на посадку и касается земли, Лео открывает глаза, зевает, потягивается в своем сиденье и улыбается мне как-то странно.

— Привет, — говорит он.

— Доброе утро, — тихо отвечаю я.

В горле пересохло: то ли от жажды, то ли от грусти и напряжения. В сумке лежит бутылка с водой, но разве можно разорвать сплетение наших рук ради глотка воды?

— Уже утро? — спрашивает он, глядя в иллюминатор на темную взлетную полосу.

— Почти, — отвечаюя. — Полседьмого… Мы прилетели раньше.

— Черт! — восклицает Лео.

Его лицо выражает те же противоречивые чувства, что испытываю я.

— Что-то не так? — Может, он выразит словами наши общие мысли и чувства и скажет, что не в состоянии поверить, будто мы уже в Нью-Йорке и должны начинать новый день. Врозь. Он смотрит на наши сплетенные руки и говорит:

— Сама знаешь что.

Киваю. Потом в последний раз жму руку Лео и отпускаю.

Мы обреченно идем за остальными пассажирами, надеваем куртки и безмолвно движемся к выходу. Подходим к туалетам, обмениваемся взглядами. Это означает, что подождем друг друга.

И все-таки я немного удивляюсь, когда, почистив зубы и причесавшись, выхожу и вижу, что Лео стоит, прислонившись к серой стене, и ждет меня. Он так красив, что перехватывает дыхание. Едва заметно улыбается мне, потом достает пластинку жвачки и начинает ее разворачивать. Кладет в рот, жует и протягивает мне пачку:

— Угощайся.

— Нет, спасибо.

Он кладет пачку в карман пиджака и спрашивает:

— Готова?

Я киваю, и мы идем забирать вещи.

— В багаж что-нибудь сдавала? — спрашивает он, когда мы спускаемся по эскалатору.

— Только фототехнику. Всего одну сумку. А ты? — интересуюсь я, зная, что ответ будет отрицательным: Лео всегда путешествует налегке.

— Нет, — отвечает он, — но я тебя подожду.

Я не возражаю. Подходим к зоне выдачи багажа, и я ловлю себя на мысли: хорошо бы грузчики забыли разгрузить мою аппаратуру. Но увы, я тут же замечаю среди багажа свою черную сумку.

— Дай-ка я возьму… — Осторожно отстранив меня, Лео поднимает сумку с ленты конвейера. Целую секунду я, страдая от чувства вины, воображаю, что это настоящая жизнь: Лео и я, журналист и фотограф, возвращаемся в Нью-Йорк после выполнения очередного заказа на репортаж о жизни какой-нибудь знаменитости.

Лео кладет свой рюкзак на мою сумку.

— Ты заказала машину? — отрицательно мотаю головой:

— Хотела взять такси в аэропорту.

— Я тоже. Ну что, поедем вместе?

И соглашаюсь, зная, что так мы только оттягиваем неизбежное.

Лео оживляется, и мне это кажется одновременно странным и обнадеживающим.

— Отлично, — радостно говорит он. — Пошли.

На улице ранняя весна, довольно прохладно, дует пронизывающий ветер. Нежно-розовые лучи солнца пронзают безоблачное небо. Судя по всему, день будет замечательный. Вмеете с остальными пассажирами мы идем по узкому тротуару к стоянке такси: Лео впереди, я сзади. Минуту спустя Лео кладет наши сумки в багажник машины.

— Куда едем? — спрашивает таксист, как только мы усаживаемся на заднее сиденье.

Лео говорит:

— Нам нужно в два разных места. Сначала, пожалуйста, в Куинс, точнее, в «Асторию», угол Ньютон-авеню и Двадцать восьмой улицы, а потом…

Тут он вопросительно смотрит на меня и ждет, когда я назову свой адрес.

— Угол Тридцать седьмой улицы и Третьей авеню, — говорю я и представляю свою квартиру: задернутое шторы на окнах, тишина, нарушаемая лишь приглушенным шумом машин на улице; Энди в футболке и пижамных штанах спит в нашей постели. Чувство вины вновь охватывает меня, но я успокаиваю себя тем, что совсем скоро буду дома.