Книга Любовь в ритме танго, страница 52 – Альмудена Грандес

— Конечно, — пробормотал он, и у меня создалось впечатление, что ему немного стыдно, — я знаю, я почувствовал, что надо было быть… немного… немного более нежным…

— О, нет!

И тут я обняла его с силой, на которую только была способна, решила, что он сейчас заплачет, но он сдержался, мы с ним перекатились на метр в сторону, завернувшись в одеяло. Мы оба смутились, но я сильнее.

— Скажи мне, пожалуйста, если тебе было плохо, — прошептал Фернандо.

— Ты меня бросишь?

— Что? — он посмотрел на меня с таким искренним удивлением, что я решила, что он меня плохо расслышал.

— Бросишь ли ты меня? Думаешь ли ты сбежать, потому что ты просто не отдавал себе отчета в том, что делаешь…

— Нет. Зачем мне это делать?

Фернандо был искренне удивлен, и я пожалела о своих словах.

— Тогда все будет хорошо.

Утренний свет начал пробиваться сквозь щели нашего убежища. Светало, но солнца еще не было видно. Мне не хотелось, чтобы оно вообще всходило, хотелось пролежать в этой пещере всю мою жизнь, продолжая сегодняшнюю ночь. Но я понимала, что ночь рассеется, как сон, мне придется вернуться домой, подняться по скрипящим ступенькам и рухнуть в кровать прежде, чем проснется Паулина, которая вставала с первыми криками деревенских петухов. Теперь мне следовало сказать об этом Фернандо, который лежал на спине и не смотрел на меня.

— Нам нужно собираться, уже шесть утра, — наконец сказал Фернандо.

Он посадил меня на мотоцикл, завел его, и мы поехали. Мы старались ехать тихо. Мне казалось, что ни один из нас совершенно не хочет спать. Было страшно, я никогда не возвращалась домой так поздно, даже по праздникам. С другой стороны, мне было страшно из-за того, что еще один вопрос остался без ответа, а мне было необходимо знать.

— Послушай, Фернандо… А Хельга? Как у нее дела?

— А, Хельга… — протянул Фернандо.

Мне показалось, что мой вопрос стал для Фернандо неожиданностью, прошло несколько минут, прежде чем он решился ответить.

— Ну… У нее все хорошо, более или менее.

— Что ты имеешь в виду под «более или менее»?

— Ну, у нее… — Фернандо опять мямлил, как будто ему приходилось тщательно подбирать нужные слова, — она из католической семьи.

— Я тоже.

— Да, но здесь это не так важно. Вы все католики.

— А в Германии не так?

— Нет. Католиков там меньшинство, и относятся они к своей вере очень серьезно.

— Ты католик?

— Нет, я лютеранин, и моя мать — лютеранка. А отец вообще в церковь не ходил, с тех пор как я его знаю.

— А что с того, что все члены семьи Хельги — католики?

— Ничего особенного, только она… такая же, как и все католические девушки.

Я начала уставать от дороги, но все еще никак не могла понять Фернандо. Я видела, что он пытается уйти от ответа. Но мне скоро должно было исполниться шестнадцать лет, а за последнее время я здорово повзрослела, так что Фернандо не смог увернуться от ответа, право на который я имела.

— А каковы они — католические девушки?

Повисла неприятная тишина, потом он пробормотал сквозь зубы.

— Ну… Я забыл нужное слово.

— Какое слово?

— То, из другого дня.

— Какого дня? Я тебя не понимаю. Ты не мог бы говорить яснее?

Он мне не ответил. Мне стало казаться, что он хочет от меня скрыть правду, которую я начинала понимать.

— Немецкие католички, в общем… — он тяжело вздохнул, — очень похожи на испанок в целом.

Я все сразу поняла и не стала сдерживать свои эмоции, я решила расставить все по своим местам:

— Не хочешь ли ты сказать мне, что ты с ней не спишь?

— Нет, — и он издал короткий смешок. — Я не сплю с ней.

— Ты козел, Фернандо! Я тебя убью…

Я думаю, что никогда раньше я не испытывала такого горького разочарования. Я набросилась на него с кулаками, я колотила его по спине, а он не старался даже уклониться от моих ударов.

— Прекрати, Индианка. Посмотри, взошло солнце, успокойся. В конце концов, это не моя вина. Если бы ты мне сказала обо всем вовремя, то осталась бы девственницей, но, с другой стороны, не стоит слишком убиваться из-за того, что произошло.

* * *

Я никогда не убивалась из-за того, что со мной произошло, не раскаивалась из-за этого ни в ту ночь, ни на следующий день, ни потом. Я была полностью уверена: случилось то, что должно было случиться. Мои переживания напоминали тучи на летнем голубом небе: тучи уйдут, и солнце снова меня согреет. Я старалась сдерживать эмоции, но все же не могла справиться с сумасшедшей привязанностью к Фернандо. Эта привязанность усиливалась день ото дня и мучила меня постоянно, где бы я ни находилась. Наконец Фернандо — главный объект моих размышлений — отошел на второй план. Теперь я думала исключительно о себе и своем поведении, но продолжала мечтать о нем, хотя никакой надежды на продолжение наших отношений не питала.

Мне следовало понять и переосмыслить новые для меня вещи, прежде всего тоску и то, что меня игнорировали. Я думала, что я единственное несчастное создание на свете, что только я так страдаю, ведь Фернандо меня не любит так же, как я его. Я точно знала, что он не будет мне верен, а я буду мучаться из-за своей привязанности. Он не давал мне никаких обещаний, мы никогда не говорили о будущем, хотя будущее — это та тема, которую обсуждают настоящие влюбленные. Напротив, мы всегда избегали говорить об этом. Мне казалось, что я никогда не была достаточно хороша для него, даже тогда, когда мы сливались в экстазе, что теоретически можно было назвать любовью. А потом он заговорил о религии, о вере, так что я почувствовала, что в нашей с ним связи есть что-то языческое. Это открытие напугало меня. Иногда мне казалось, что Фернандо с удовольствием бы избавился от меня, а я смотрела на него, как голодный зверь на еду. Я была одержима своей любовью постоянно, когда оставалась одна, когда смотрела телевизор или читала газету, когда обедала и плавала, всегда я вспоминала те часы, когда мы с Фернандо были вместе. Я размышляла, о чем мы говорили, и все сильнее сознавала свою зависимость.

Я спрашивала себя каждый день, почему любовь к Фернандо так сильно захватила меня, существует ли средство от нее излечиться. Я с ужасом сознавала, что оказалась жертвой старшего сына первенца Теофилы, и это делало меня слабее, усиливало недовольство собой и чувство стыда. Я решила помочь себе, своему «я», как это делают писатели со своими персонажами. Моя жизнь превратилась в моем воображении в роман, а я стала рассказчиком, во власти которого было умение посмотреть на происходящее со стороны, я словно стала собственной сестрой. Никогда раньше я не чувствовала такой потребности в любви, мне хотелось все расставить по своим местам, рассудить себя и других, вынести справедливый приговор. И всегда мои мысли сводились к одному. Я постоянно задумывалась о роли крови Родриго.