Книга Нет повести прекраснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, страница 26 – Галина Данилова

— Неужели за это так пошутил! — Иван опрокинул стопку. — Его дочь влюбилась, а он закладывает в печку тухлые яйца, как мину. Мог и мину подложить. Понятно, не хочет, чтобы ребята дружили.

— Какой страшный человек! — разгневалась Вера Алексеевна. — Дал понять, что не желает нас больше знать! А кто он такой есть?! Какой-то печник! Надо что-то придумать, мы в долгу не останемся.

— Что значит — не останемся!? — не понял Открытый. — К чему ты клонишь?

— Надо ему отомстить, он не остановится, это только цветочки: ягодки еще впереди, — бушевала супруга.

— А что он может сделать! — притих Вячеслав Петрович.

— Кто его знает, нам известно, что у Оскиных туалет сожгли, соседи за что-то отомстили. Ничего не докажешь.

— Не уверен, что он еще что-то выкинет, мы с ним хорошо расстались.

— Я поддерживаю Веру, это ты думаешь, что он пошутил, — возразил Иван. — А у него другие мысли, сходи к нему и разберись.

— А если он откажется, скажет — ничего не знаю, сами разбирайтесь.

— Если он откажется, значит надо быть начеку, обязательно что-нибудь еще придумает, — продолжал возмущаться Иван.

— И зачем я с ним связался, — Открытый расстроился. — Мне его рекомендовал Игнатов, как хорошего печника.

— Печник-то он может быть и не плохой, а человек скверный, — опять сделала заключение Вера Алексеевна. — Я сразу в нем разобралась. Он же пьет: отсюда все странности. Мало ли что может прийти пьянице в голову. Кто его знает! Еще захочет баню поджечь!

— Это уж ты слишком, Вера! — возмутился Вячеслав Петрович.

— Ничего не слишком! Пригласили печника: теперь жди беды! — продолжала горячиться жена. — Пусть Саша поговорит с его дочерью, что это такое ее папаша позволяет.

— Детей-то зачем вмешивать? — не согласился Максим. — Сами разбирайтесь. Они тоже могут поругаться.

— Ничего, мы их родители, они должны быть в курсе событий.

— Не ожидал я такого от Сыроежкина, — задумчиво произнес Открытый. — Хватит о нем говорить, сменим тему. Ешьте, пейте, время покажет, что делать.

— Ты прав, — поддержал Максим и засмеялся. — Ну и юморист этот печник! Захотел вас поссорить, а потом детей. Мы вчера отлично попарились, отдохнули. Давайте выпьем за благополучие вашей семьи. Всякое бывает, все образуется. Будьте счастливы.

* * *

К концу июля наступила жара. Днем дачный поселок словно вымирал, никого не было видно. В такую жару приходилось работать только ранним утром или по вечерам.

Сыроежкин собрал неплохой урожай клубники, немного оставил себе, а остальную продал у железнодорожной станции.

Он ждал приезда дочери. Едва ли она будет ему помогать, хоть бы грядки прополола да что-нибудь сварила. Если она приедет, значит, появится и ее друг. Дело молодое — пусть гуляет.

Сыроежкин сидел в тени у дома и отдыхал. Вдруг выражение лица его изменилось, глаза потемнели, ему захотелось убежать, но было поздно. К калитке подошел Открытый, вошел и направился к нему. На нем были серые трикотажные брюки и голубая рубашка, в руках небольшой пакет.

— Здравствуй, Васильевич! Ходил по делам к Романовым, иду обратно, вижу — сидишь, решил зайти, поговорить.

— Добрый день, слушаю тебя. Такая жара, ничего не могу делать, разморило.

— Видно, что тебе нехорошо, плохо выглядишь, — съехидничал Открытый. — Терпи.

— Деваться некуда, приходится. А ты выглядишь хоть куда! — сделал комплимент.

— Я хочу с тобой разобраться, — неуверенно начал Вячеслав Петрович. — Скажи, чем я тебя обидел? Ты догадываешься, о чем я говорю. Зачем ты такое учудил?

— Ничего особенного я не учудил, — Сыроежкин опустил глаза. — Захотелось пошутить.

— Ты со всеми так шутишь? — Открытый начал раздражаться. — Жаль, что раньше не поинтересовался.

— Ни с кем, только с вами, — Сыроежкину стало стыдно.

— Почему со мной? Ко мне приехали люди, затопили печку, такой позор.

— Если люди приехали, то, конечно, нехорошо. Я о других людях не подумал. Да брось ты! Ерунда, не воспринимай эту шутку всерьез.

— Что ты говоришь! Я ведь тоже могу пошутить, ты об этом подумал? — Открытый гневался.

— Понятия не имею, как разведчики шутят. Если подложишь чего — чтобы взорвалось, — он испуганно посмотрел на Открытого. — Сейчас это модно.

— Ошибаешься, такого опыта у меня нет.

— Брось ты, Петрович! Шутка мелкая. Посмеялись бы и успокоились. Не думал я, что ты такой мелкотравчатый жук, не стал бы озорничать.

— Ты считаешь, что сделал хорошее дело, а я считаю, что подлянку.

— Подлянка — полянка, — Открытый усмехнулся. — Шутка это и все тут!

— Яйцо-то протухло и такая вонь пошла, что никак не могли определить — откуда. Гости приехали, чтобы этой гадостью дышать.

— У тебя гости тоже разведчики? — Сыроежкин захохотал. — Не думал, что получится так серьезно. Гости понаехали и вонь пошла. Такого не предвидел. Как все удачно сложилось. Петрович, посмотри на это дело с юмором, неужели не смешно?! Можно умереть от смеха! Я первый умру.

— Помирай, помирай, туда тебе и дорога. Ты еще всем расскажи, тебя обсмеют — старый, а дури много.

— Выпил ты, что ли у Романовых? — насмехался Сыроежкин.

— Я не такой алкаш, как ты! — зло ответил Открытый. — Я тебе устрою еще работу, всем расскажу какой ты… ты безработный дурак.

— Ты еще объявления везде повесь, какой я есть. Тебе никто не поверит, решат, что у тебя с головой ни то ни сё, — он покрутил у виска пальцем. — Я тоже могу на заборе про тебя написать всякое.

— Пиши, пиши, везде и всюду, но ко мне больше не ходи! — погрозил кулаком Открытый.

— Никогда не приду, у меня есть своя скромная хата.

— И сиди в своей хате, не высовывайся, — Открытый вдруг наклонился, схватился за живот и застонал. — Ой, болит внутри! От тебя можно с ума сойти.

— Ты того, садись, Петрович, приди в себя, — испугался Сыроежкин. — Ишь, как разволновался-то!

— Пойду в туалет к тебе, как живот схватило, — он наклонился и съежился.

— Если в туалет потянуло, то беги, — Петр Васильевич побледнел, не думал, что так серьезно Открытый воспримет шутку. — Это потому, что пришел с дурным настроением. Принес бы пол-литра и ничего бы не случилось.

— Никаких пол-литра больше не будет, — морщась, ответил Вячеслав Петрович.

Он медленно пошел к туалету, вид у него был жалкий, он скрючился и дрожал, словно замерз. Сыроежкин наблюдал, ехидно подумал: разведчика понос прошиб у него на участке.

Открытый не выходил из туалета минут двадцать. Но, к удивлению Сыроежкина, появился улыбающимся и выглядел здоровым.