
Онлайн книга «Едва замаскированная автобиография»
— Да, у нас есть великолепное шампанское под названием Cremant de Cramant, стынет в холодильнике у Молли — стоит попробовать, если оно вам не встречалось. Присоединяйтесь к нам. После выпускных экзаменов осталось еще много, а после сегодняшнего вечера мне, наверно, уже никогда не захочется его пить, — говорю я и при этом не пытаюсь завести ее, выступая как типичный представитель «золотой молодежи», скорее, она нравится мне, а кроме того, было бы невероятной удачей соблазнить преподавательницу марксистско-феминистского толка на то, чтобы попить шампанского у себя на квартире, и потом я начинаю понимать, что более пьян, чем мне казалось. Ясно, что, когда вокруг столько преподавателей и так легко совершить неловкость, я старался умерить себя. Но это зал для старшекурсников, и за моей спиной находится чрезмерно старательный официант, который, когда я не вижу, постоянно подливает мне в бокал довольно приличный кларет, а теперь сотерн, когда мы перешли к десерту. — Спасибо, вы очень любезны, — говорит Петра. — Я думала, скорее, о ваших планах после окончания колледжа. — Ах, об этом. В жизни, вы имеете в виду? Право, не знаю, — говорю я задумчиво, даже изумленно, глядя в свою тарелку с фруктами. Виноград восхитителен — мускат, как кто-то сказал, — но у него толстая и горькая кожица, которую гораздо лучше не полениться и снять. — За исключением того, что, вне всякого сомнения, я хочу зарабатывать кучу денег. Я, конечно, понимаю, что этого никак не следовало рассказывать марксистке-феминистке… — Это я марксистка-феминистка? — А разве нет? — Я не представляюсь таким образом, когда куда-либо прихожу. — Но вы согласны, что несколько более подходите под это определение, чем я? — Да, — говорит Петра, улыбаясь, — я полагаю, что мне следует с этим согласиться. — Во всяком случае, я хотел сказать — как бы отвратительно это ни звучало, — что у меня есть ощущение, что я не останусь в бедности. Возьмем, к примеру, этот виноград. На мой взгляд, совершенно возмутительно — я уверен в этом, — что я должен сам снимать с него кожицу. И это одна из проблем, которые я решу, когда разбогатею. Я найму кого-нибудь, кто будет персонально для меня снимать кожицу с винограда. Думаю, что я говорю таким образом в основном потому, что меня слушает определенная аудитория. Сью, еще большая, чем Петра, феминистка и марксистка; Дарий, высокий и загадочный старый итонец; даже мистер Курц и мистер Молдон, мой уважаемый и страшно застенчивый преподаватель староанглийского языка и по совместительству вербовщик МИ-5, который, кажется, не знает, как меня зовут, — все они начинают прислушиваться к нашему разговору. — Вы считаете, что это излишество? — продолжаю я. — Ничуть, — отвечает Петра. — Я бы сказала, что для человека вашей утонченности это просто необходимо. — Если хотите, я мог бы устроить вам сейчас пробу. Петра, очищенную виноградину, пожалуйста. И поживее, — говорю я. Тут оказывается, что у Петры на тарелке уже лежит почти очищенная виноградина. Она разрезает ее пополам, выгребает косточки и готовится отправить себе в рот. Внезапно ей приходит в голову мысль, и она, несколько неуверенно, протягивает виноградину мне. Я раскрываю рот, как ждущая угощения собачка, и пальцем показываю, куда должна попасть виноградина. Петра закидывает ее мне в рот. — Здорово, — говорю я, чувствуя, как краснеют щеки, потому что не думал, что она это сделает, как, наверно, не думали ни она, ни те, кто за нами наблюдает, и внезапно я чувствую себя как самый непристойный эксгибиционист. — Когда я разбогатею, эта работа будет ваша, — говорю я, заливаясь краской. — Он вам рассказал, как вырядился на выпускной экзамен? — спрашивает мистер Курц с другого конца стола. Петра отрицательно качает головой. — Но я не сделал этого в итоге, — говорю я. — Чего не сделал? — спрашивает Петра. — У меня был план явиться на последний экзамен в женском платье, но потом я струсил. — И очень осмотрительно, я уверена, — говорит Петра. — Вы так полагаете? Я боюсь, что это было крупной ошибкой. Ведь правда, такую замечательную историю можно было бы рассказывать своим внукам? — говорю я. — Да, но что, если бы вы провалили экзамен и никогда не разбогатели бы так, чтобы нанять личного чистильщика винограда? — говорит Петра. — Бог мой, мне кажется, что результаты экзамена не столь важны. Или я не прав? Другое дело, конечно, если хочешь стать ученым, поступить на службу в Форин Офис и тому подобное. — Мне очень жаль узнать, что вы не войдете в наш академический круг, — говорит мистер Курц. — Ну, как будто такая возможность когда-либо существовала. А вот против Министерства иностранных дел я бы не возражал. Или МИ-5, если на то пошло, когда бы мистер Молдон не упустил блестящую возможность устроить меня туда, — говорю я, глядя через стол туда, где беспокойно ерзает мистер Молдон. — Бьюсь об заклад, от меня было бы много пользы, — говорю я, обращаясь к нему, — особенно в качестве наживки. — Да, и тебе свойственны как раз необходимые скромность и желание держаться в тени, — добавляет Молли. — Послушай, едва можешь связать два слова, а они все же… — Я собирался закончить словами «предложили тебе работу», но взял себя в руки и после паузы продолжил: — Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Прятаться в кустах и скрывать свою личность — это, вероятно, не мое призвание. — Совсем напротив, — говорит мистер Курц. — Возможно, вам вообще не нужно искать работу. Возможно, вам следует нанять себе помощника по связям с общественностью и просто быть самим собой. * * * — Ты был в блестящей форме, — мрачно говорит Молли. Она наливает шампанское в два бокала и передает мне один из них. — Ты сердишься на меня? — Нет. — Нет, сердишься. Ты злишься на меня за то, что я сказал про МИ-5. — Это было несколько жестоко по отношению к мистеру Молдону. Бедняжка! Никто не должен знать, что он подбирает для них кадры, — говорит она. — Но об этом знают все, — говорю я. — Не в том дело. Просто есть вещи, о которых нельзя болтать на публике. — Почему нельзя? — Джош, дорогой мой, если ты не понял этого после трех лет пребывания в Крайст-Черче… — Мне не нравится, что ты говоришь со мной свысока. — Послушай, зачем ты сюда приехал? Чтобы научиться вести себя с умом и правильно поступать. — О, господи, — говорю я, доставая сигареты, — ты сегодня действительно не в духе. — Может быть, иногда ты можешь считаться с чувствами других людей, а не стараться произвести эффект? — Я думаю, что мистер Молдон достаточно взрослый и переживет это. |