Книга Таинственный Восток, страница 24 – Френсис Дэвис

— Дорогая, — прошептал он, прижимая ее к себе, — как ты себя чувствуешь?

— Чудесно и непонятно! Поцелуй меня, дорогой! — Они целовались с такой страстью, словно в последний раз. — Ты достал номер? — задыхаясь, спросила она. — У тебя есть ключ?

— У них нет ни одного свободного номера! — простонал он. — Можешь себе представить? Из-за какой-то там конференции.

— Тогда ко мне, быстро! — хихикнула она. — А то, похоже, меня просто захлестнут волны. — И ее переполнило столь сильное желание, что она прильнула к нему, чтобы хотя бы коснуться его. Бывают отливы и…

— Приливы! — закончил он, жадно целуя ее рот. — Помчались!

Они прогромыхали каблуками сапог по лестнице, миновали зеленые служебные коридоры, пока наконец не нашли выхода на улицу. Через несколько мгновений они уже были в такси и ехали на ее квартиру. Они обнимались так страстно, как только позволяли законы поведения в общественном транспорте.

Он оторвал свои губы от ее рта:

— Сколько минут еще ехать? Она выглянула в окно:

— Может быть, четыре минуты или пять. Поцелуй меня! Он застонал:

— Я уверен, что мы уже едем десять минут. Водитель, нельзя ли побыстрее?

— Сожалею, приятель. Почему бы вам не начать отсчитывать всех президентов?

— Но я не знаю всех ваших президентов! — Эрик закрыл глаза и, держа ее за руку, хриплым шепотом начал: водород, гелий, литий, бериллий…

— Что ты бормочешь?

— Те! Я пытаюсь вспомнить периодическую таблицу: углерод, азот, кислород…

Когда он добрался до меди, они подъехали к дому. Эрик сунул водителю комок кредиток, и они помчались к лифту.

— Перестань подталкивать меня, — взмолилась она, — я и так никак не попаду ключом в замочную скважину.

Оказавшись внутри, он прижал ее к двери, прижался к ней всем телом, его руки спешили и требовали ответа. Наконец и она запустила пальцы в его густые, взъерошенные волосы, сжавшись отчаянно в ответной дрожи. Она уже чувствовала себя на пике страсти, хотя знала, что они находятся еще только у подножия. Ее разум помутился от тех ощущений, что должны были прийти на настоящем пике. Она почувствовала, как его пальцы расстегивают ремень на ее джинсах.

— Не здесь! — вскричала Карен, потянув в спальню. Она закрыла дверь, заключив Себя в безопасную, все укрывающую темноту. Они упали вдвоем на кровать, слившись в самом жарком, какой только мог быть, поцелуе.

— Дай мне хоть на секунду перевести дыхание, — взмолилась она, приподнявшись, чтобы хватить немного воздуха. Она слышала, как Эрик скатился с края кровати. Кровать вздрогнула, и она услышала, как он выругался, как ей показалось, на четырех различных языках.

— Что случилось, Эрик?

— Не могу сбросить эти проклятые сапоги! — заорал он в ярости. — И не могу стянуть джинсы, пока не избавлюсь от Сапог. О, черт!

Она села и стала стягивать свои.

— Мои тоже не снимаются! Мы так долго простояли на этом чертовом приеме, что наши ноги отекли. Помоги мне, Эрик! Сними с меня, а я сниму с тебя!

Эрик вытянул ее ногу, захватил каблук сапога и спросил:

— Готова?

— Готова!

Наконец они свалились вместе посреди кровати в сплетении рук, ног, хохоте, поцелуев и неподатливых сапог.

— Индира? — Голос Эрика раздался где-то возле ее колен. Он звучал довольно слабо. — Как ты себя чувствуешь?

Карен тщательно взвесила свой ответ. Вопрос показался ей очень серьезным и потому требовал взвешенного ответа. Она лежала лицом к потолку, чувствуя себя такой легкой, такой счастливой.

— Эрик, я чувствую себя такой опьяненной и такой свободной… как выпущенный из рук воздушный шарик в ветреный день. Свободной и полной ликования… свободополной… и ликованияполной… и доброполной… и снаполной…

— Я… думаю… мы… спать…

— Спокойной… ночи… дорогой…

— Что случилось? — прорычал Эрик на следующее утро.

Карен не могла ничего вспомнить о том, что было после съемок. Она спала как убитая. Она попробовала пошевелить ногами. Они были какими-то странно тяжелыми. Карен села и похлопала себя по бедрам.

— Я все еще одета! — Сначала она вспомнила о сапогах, потом в памяти всплыло и все остальное. Она упала головой на подушку и закрыла лицо руками. Это, должно быть, из-за того странного чая, который мы пили.

Эрик застонал.

— Ты меня достаточно любишь, дорогая, чтобы отнести мою голову на кухню и влить в мое горло немного грейпфрутового сока и кофе? Мне кажется, что у меня на зубах лапландские рукавицы.

Она поцеловала его в лоб и откинула назад его спутанные волосы.

— Я так и сделаю.

— Это будет великим актом милосердия. А потом принеси ее назад и очень осторожно положи на подушку.

Карен сняла с себя сапоги и джинсы. Потом отворила дверь в холл, так, чтобы видеть Эрика, сбрасывающего свои сапоги и расстегивающего свой ремень. — Спасибо, добрая госпожа, — пробормотал он.

Она поцеловала его в ухо.

— Отдохни, пока я сварю кофе. Я позову тебя, когда все будет готово. Хочешь что-нибудь еще?

— Тебя, моя дорогая. Немедленно после сока и кофе. Если только моя голова не отвалится.

— Я принесу тебе аспирин.

Приготовив аспирин и поставив вариться кофе, она открыла холодильник и обнаружила, что у нее нет грейпфрутового сока. Однако она находила его таким кислым, что одна только мысль о нем вызывала у нее слюну. Но Эрик настаивал, что это единственная вещь, которая могла очищать его горло от нью-йоркской копоти.

— Я выйду, — сказала она, надевая брюки и рубашку. Но он уже мычал во сне, — чтобы найти для моего любимого грейпфрутовый сок, — пропела она, вытаскивая из шкафа пару сандалий. — Скоро вернусь, дорогой. — Она нагнулась, чтобы поцеловать Эрика в шершавую щеку. — Скоро вернусь, любовь моя.

Воздух обрушился на Карен, как лапа монстра, обжигающая и влажная. Идти сквозь него было все равно что сквозь горячее суфле. Пот стекал с ее плеч и сбегал по спине, собираясь на талии в лужицы. Стиснув зубы, она направилась в сторону Лексйнгтрн-авеню, где у Гристед продавался свеженадавленный сок, который Эрик особенно любил. И он, кстати, наверняка захочет съесть несколько свежих бриошей, добавила она про себя.

Она купила полгаллона грейпфрутового сока и три бриоша — два для Эрика и один для себя — и, прижимая к потной груди восхитительно холодную бутылку сока, поспешила обратно сквозь миазмы жары и смог. Карен надеялась, что Эрик еще спит. Она любила открывать по утрам дверь в спальню, так, чтобы мягкий свет из холла падал наискосок на кровать, а потом вносить поднос с завтраком на двоих и снова закрывать дверь, и слушать, как Эрик ворчит на нее из-за ее застенчивости, когда снимает с нее в темноте трико и слизывает масло с ее пальцев. Она ускорила шаги, ей оставалось пройти всего один блок.