
Онлайн книга «Сердце странника»
Неожиданно к Старику подскочила какая-то дама в жуткой шляпе и нелепых очках. Она потащила его за собой, крича ему в самое ухо почему-то по-немецки: — Gehen Sie zu uns! Gehen Sie zu uns! [25] — Entschuldigen Sie. Ich kann nicht. Ich kann nicht! [26] — упирался Старик, но дама утащила его за собой в толпу, собравшуюся поглазеть на скоморохов. — Какой милый старичок! — вопила она, цепко держа его за руку. — Какой прекрасный праздник! Я обожаю Россию! Я здесь впервые, но уже успела полюбить ее всей душой! Как ваше имя? Я Марта. Здесь великолепно! Смотрите, мы будем водить хоровод! Какая прелесть! Дети, дети, все беритесь за руки! Все! Все! Какие глупые дети! Ничего не понимают. У проклятой немки, бог знает как затесавшейся среди англичан, были некрасивые передние зубы, крашеные волосы и жуткий темперамент. Она немедленно вовлекла Богдана Сергеевича в хоровод и при этом смеялась громче всех. Ему ничего не оставалось делать, как скакать с ней под руку. — Смотри в оба! — успел он крикнуть Олежеку, еле сдерживавшему смех. — Как весело! Только русские умеют так веселиться! — с энтузиазмом сообщила Богдану Сергеевичу немка. — Кстати, вы так и не сказали, как вас зовут, проказник! — Богдан, — процедил Старик, не в силах вырваться из хоровода. — О! Красивое славянское имя. В нем есть что-то румынское. Вы румын? Признайтесь! Я знала одного румына! Он был великолепен… А в чем великолепен, я вам потом шепну на ушко! — тараторила немка. Остерман, за которым Олежек решил приглядывать лично, подхватил на руки свою пятилетнюю внучку, пробегавшую мимо, и спросил: — Как вам нравится эта маленькая именинница? Поздоровайся с дядей. Только по-русски! Ну… — Здаствуте, — выговорила девочка с акцентом то ли по причине своего малолетства, то ли из-за долгого пребывания за границей. Олежек вежливо улыбнулся. В семейном антураже он чувствовал себя неловко. — Вы женаты? — поинтересовался у него Остерман. — Нет. Эта беда со мной еще не случилась. — Почему же беда? — Хорошее дело браком не назовут. — Ну, это банально, дружище. Женитесь. Нет, сначала полюбите, а уж потом женитесь, и все у вас в жизни будет хорошо. — А мне и сейчас неплохо! — Олежек, глядя на веселящуюся публику, с независимым видом сунул руки в карманы брюк. — Неужели? — удивился Остерман. — Что ж, вид у вас действительно цветущий, но вид бывает обманчив. Как адвокат, я знаю это лучше многих. Олежек хотел сказать в ответ что-то резкое, но сдержался. К тому же его вызвали по рации парни, дежурившие у ворот. — Олег Анатольевич, к вам тут пришли. — Кто? — Баба какая-то. Поговорить с вами хочет. — Сейчас иду! Не отпускайте ее! Извинившись перед хозяином дома, Олежек поспешил к воротам. Потом он жестоко корил себя за свою поспешность и неосмотрительность. Но в тот момент Олежек, увлеченный мыслями о поимке Тимофея, никак не думал об осторожности. А подумать следовало бы, потому что, выскочив из калитки, он нос к носу столкнулся… с Валентиной, бедной парикмахершей, которую он бросил сразу, как только отпала в ней нужда. Вид у Валентины был строгий и шикарный. Похоже, она нацепила на себя лучший наряд. Олег вздохнул и приготовился к привычным намекам на невозможность дальнейших отношений. — Ну, здравствуй, Олеженька, — заговорила она первой, вальяжно подходя к нему и снимая темные очки. В то короткое мгновение ему показалось, что все обойдется без женских слез, упреков и истерик. Он развел руки и ласково улыбнулся, давая понять, что прощает все и желает мирного расставания. — Ты хорошо выглядишь, — ответил он привычной формулой. — А ты нет, — последовал неожиданный ответ. — Почему? — удивился Олежек и в следующее мгновение получил в нос крепким парикмахерским кулачком, обтянутым в черную перчатку. — Это тебе за Кольку, за сына моего. Ну а заодно и за всех нас, — услышал он сквозь кровавую пелену боли и увидел удаляющиеся по дорожке ножки в черных туфельках и чулках. — Дура! — заорал он, ползая по тротуару. — Мое лицо! Мои губы! Мой нос! Боже, ты мне нос сломала! К нему подбежали, подняли на ноги. Кто-то даже заботливо отряхнул пальто, забрызганное кровью. В ужасе за собственную внешность Олежек потребовал везти себя в больницу. Садясь в машину, он плакал и стонал, воображая жуткие раны, перед которыми медики могут оказаться бессильны. Это обстоятельство испугало его больше всего на свете. Богдан Сергеевич, окрученный приставучей немкой, слишком поздно заметил суету у ворот. Его внимание привлек один клоун, который подошел к Остерману и что-то сказал ему. Тот кивнул и жестом пригласил его в дом. — Черт! — поморщился он, отдирая от себя Марту, кормившую его тарталетками и историей про горячего румына. — Да где же вы все! Сквозь землю, что ли, провалились? — Куда ты, Богдан, дорогой?! — кричала ему вслед немка. — Я тебе не рассказала самое интересное! Вернись немедленно! Как некрасиво бросать даму! Но тот, не оборачиваясь, спешил к дому. Проследив за ним, немка подхватила свою сумочку и направилась к воротам. — Auf Wiedersehen, Jungen! [27] — игриво помахала она рукой охранникам и очаровательно улыбнулась кривыми лошадиными зубами. Когда она скрылась за поворотом, кто-то из них сплюнул. — С такой я только после двух бутылок смог бы. Его поддержали сдержанным смехом. * * * Кристина очень надеялась на то, что хоть чем-то помогла Тимофею. Вообще идея с переодеванием принадлежала исключительно ей самой. Несмотря на упорное сопротивление Тимофея. «Даже не думай!» — внушал он ей за день до этого. «Даже не возражай, — отвечала она ему. — Я тебя одного туда не отпущу. Ни под каким видом». «Кристина, пойми, это опасно!» «Вот потому я и пойду с тобой. Ты можешь сейчас говорить все, что угодно, но это ничего не изменит. Я уже решила». «Она решила!» — возмутился Тимофей. «Да, решила. Мне к разным передрягам не привыкать. Ко всему прочему тебе все равно понадобится помощь, — Кристина напялила парик задом наперед и сказала по-немецки с наигранным кокетством: — Ich bin zum erstenmal in Ihrem Land. Sagen Sie bitte, wo befindet sich das nachste Kaufhaus» [28]. |