Книга Мотылек, страница 42 – Кэтрин Куксон

— Да, а в чем дело, моя дорогая?

Тетушка повернулась к Агнес:

— Глухой, как фонарный столб. Как фонарный столб. Совсем одряхлел. Но нас всех это ждет. И вот что я ей сказала сегодня: нас всех это ждет. Так прямо и сказала. Ей это не понравилось, она все еще думает, что привлекательна. Боже мой, я не поверила своим глазам, когда увидела, как она у подъезда вылезает из экипажа. Подумать только, иметь такие нервы, чтобы приехать в этот дом на его похороны! Когда она бросила его, я сразу сказала, что ему поделом. Она же целый год, а может быть, и дольше, водила его за нос. Я все это знаю от Кристины Мэйберн, потому что это кузена ее мужа она подцепила не так давно. Они все помирали со смеху над Регги — мол, так ему и надо за то, как все эти годы он обходился с Кейт. И вот подумайте, она открыто заявляется сюда! Всему же есть свой предел! И она разговаривала с тобой, да?

Агнес смотрела не отрываясь на намалеванную маску с высящейся над ней бархатной шляпой со свисающей с обеих сторон вуалью и хотела ответить, но слова не шли в голову, она только сейчас поняла, кто была та Женщина в темно-фиолетовой тафте с черной траурной лентой на руке и в черном головном уборе. Так это была та самая женщина, любовница ее отца! Что она сделала бы, если бы знала? Показала бы на дверь? Агнес вспомнила, что сама заговорила с той женщиной, а не наоборот. Ей показалось, что та здесь чужая, никого не знает, а потому стоит в сторонке одна. Должно быть, люди сторонились ее, все знали, кто она такая. Но какое это имеет значение? Она больше никогда не появится здесь. И отца больше нет, и она в безопасности. По крайней мере, у нее есть дом. И Милли тоже в безопасности. О, да… Мысленно Агнес хотела еще раз произнести эти слова: «О, Милли в безопасности», но, взглянув на братьев, осеклась. Ни один из них не позаботится о Милли, и они запрячут ее в лечебницу с таким же удовольствием и так же быстро, как сделал бы отец, если бы перед ними не было препятствия — этим препятствием была она, Агнес. До тех пор пока они нуждаются в ней, чтобы вести дом, они будут мириться с Милли. Но как долго это может продолжаться?

Ей пришлось прервать свои грустные размышления, так как леди Эмили кряхтя поднялась и, глядя в сторону мужа, который мирно дремал в своем кресле, провозгласила:

— Встать! Грегори, мы уходим.

Арнольд Торман подскочил к старику, чтобы помочь ему встать, Роланд поспешил распахнуть дверь, а Стенли предложил леди Эмили руку. Прежде чем опереться на нее, она повернулась к Агнес и проговорила:

— У тебя, девочка, теперь забот полные руки. Понадобится совет — в любое время добро пожаловать ко мне. В этом доме, думаю, мне больше не бывать. — Она чопорно повертела тощей шеей и оглядела комнату. Затем на почти грустной ноте закончила: — Сколько счастливых минут прошло в этой комнате! Ваш дед прекрасно танцевал. Да, в этом доме я провела столько счастливых часов. Но это было давным-давно, да, давным-давно. «Все уже умирает, если уже не мертво». — На последних словах ее голос сел, она повернулась к Агнес и, положив руку на руку Роланда, негнущаяся как палка, прошествовала по комнате и через холл.

Стоя на верхней площадке лестницы, Агнес наблюдала, как братья усаживают супругов в экипаж, как укутывают им колени пледами, как подали кучеру знак, что можно трогать. Итак, уехал последний на сегодня гость.

Когда все снова собрались в гостиной, несколько минут царило молчание. Его нарушил Стенли:

— Какая же страшная ведьма! Живой труп. Нельзя допускать, чтобы люди жили так долго. Животных в таком состоянии отстреливают.

— А, заткнись, — махнул на брата рукой Арнольд. — Обожди, пока тебе стукнет пятьдесят.

— Но ей никак не меньше двух раз по пятьдесят.

— Язык у нее по-прежнему молодой.

Стенли повернулся к Арнольду и согласно кивнул, проговорив:

— Ты прав, языку нее острый как бритва, стоит лишь запахнуть скандалом.

— Ты в этом не одинок. — Арнольд подошел к маленькому столику, на котором стояли поднос и графин со стаканами. Прежде чем разлить виски, он взглядом спросил Агнес, не выпьет ли она.

Она кивком показала, что выпьет, и проговорила:

— Вы знаете, кто эта женщина, про которую рассказывала леди Эмили?

— Ты имеешь в виду любовницу отца?

От такого откровенного признания у Агнес свело скулы:

— Да, я именно ее имела в виду, — сдержавшись, сказала она.

Вместо ответа Арнольд взял графин, плеснул в стакан виски, принес ей и только потом сказал:

— Да, я знал, и не нужно прикидываться шокированными.

— Я не шокирована.

— Рад это слышать, потому что он был не лучше и не хуже любого другого мужчины.

— Что верно, то верно.

На нее тут же устремились изумленные взгляды трех братьев, которые никак не ожидали от нее такой реакции.

— Вы ничего о нем не знали. Вы ничего не знали о том, как мы тут живем в этом доме. Вы получали все, что вам было нужно, все трое, а вам было нужно все, только бы не быть здесь, а мы, дом и вообще все в нем, должны были влачить жалкое существование. В других условиях вам бы пришлось работать, и если бы вы работали, то мы не оказались бы в такой дыре. Даже если бы только ты, Арнольд, не уехал и занялся бы нашими предприятиями, разобрался хотя бы с одним из них, мы бы сумели выбраться из нищеты. Но нет, вы все сыновья своего отца, для вас всех своя рубашка ближе к телу. Я уже здесь говорила Стенли, теперь повторю вам: как вы думаете, что я пережила, когда на моих глазах за наш уголь уплатил слуга? Деньги на бочку, и будет уголь. То же самое теперь со всеми торговцами. Завтра возвращается этот человек насчет картин. Вас не было, когда он приезжал в первый раз, и сколько бы вы ни получили… Я полагаю теперь ты, Арнольд, ведешь наши дела, так вот, я говорю, сколько бы вы ни получили, прежде чем ваши потребности проглотят эти деньги, нужно разобраться с торговцами.

— С торговцами разберемся, — уверенно заявил Арнольд. — Надеюсь, когда завтра приедет Роли и мы с ним подведем итог, у нас хватит денег, чтобы разобраться со всеми долгами.

Агнес рассмеялась, и братья в удивлении переводили взгляд друг на друга, так звонко и так иронично она расхохоталась. Запрокинув голову назад, она смеялась, вспомнив присказку, которую любила повторять не только Пегги, но и, по-своему, Магги: «Вашими бы устами да мед пить». Совершенно бессознательно она вдруг повторила ее с хорошим ирландским акцентом Магги, бросила на братьев взгляд, от которого им стало совсем не смешно, и вышла из комнаты.

* * *

Было три часа следующего дня, яркое солнце светило сквозь высокие окна библиотеки. Агнес сидела с мужчинами, ожидая, что скажет мистер Роли, семейный адвокат. Он закончил чтение завещания, которое отец составил десять лет назад. В нем он все оставлял старшему сыну. Что касается жены, то она получала право жить в доме до женитьбы старшего сына, которому придется решать, останется ли она жить там или нет. В завещании упоминались четыре разных предприятия, акции которых он имел и доход с которых должен был обеспечить оплату за обучение двух младших сыновей в университете.