Онлайн книга «Жизнь на грешной земле»
Но она вышла как раз в ту минуту, когда он поравнялся с ее домом, будто стояла за дверью и ждала его. Увидев Алексея, чуть смутившись, приостановилась, потом быстро пошла вперед, обогнав его. — Шура… Девушка остановилась, даже, кажется, вздрогнула. И сам Алексей вздрогнул от своего голоса, будто его стегнули ремнем. — Здравствуй, — сказал он, подходя. — Здравствуй… Разве я не поздоровалась? — Да нет… — Полусонная, значит, я. Ведь чуть не проспала. Прошли молча несколько шагов. Но Алексею казалось, что они идут уже давно и на них смотрят из всех окон. — Значит, работаешь теперь? — спросил он деревянным языком. Черт его знает, почему он был деревянным, неповоротливым. — Работаю. — Не видно что-то тебя… — Работаю же, говорю. — Ага… — Что — «ага»? Действительно, глупо, все глупо. Что в самом деле «ага»? Что он хотел ей сказать? Ведь он хотел в ближайшее воскресенье пригласить ее съездить за город. Да, хотел, и утром все это казалось простым и ясным: он пригласит, а там пусть она решает — поедет или нет. Но сейчас вдруг даже мысль о приглашении, не то что сама поездка, казалась дикой, нелепой и стыдной. Как это за город? Одни? Зачем? Она просто посмотрит на него насмешливо, презрительно и торопливо отойдет. А почему она посмотрит презрительно? И почему им нельзя за город? — думал он дальше. Ведь когда-то, совсем недавно, они были там. И ничего… Да, но тогда все было как-то по-другому, все было просто… Алексей поднял голову и увидел, что они уже идут в толпе народа, они уже перед проходной. И неужели полчаса, целых полчаса он шел с Шурой молча, так вот рядом с ней, глядел, как дурак, себе под ноги и молчал?! Да что она вообще теперь о нем подумает? Э-э, будь что будет, скажу… съездим, мол, за город. — Слышишь, Шура, — проговорил он торопливо. — В воскресенье… в заводском клубе, что там? — Вечер отдыха, — сказала девушка. — Танцы будут. — Сходим, может? Она взглянула на него удивленно, даже чуть растерянно. — Хорошо. Я приду. — И исчезла в проходной. — Ну а ты чего?! Пропуск! — услышал Алексей знакомый голос вахтера. — С похмелья, что ли? Не задерживай. … Опомнился Алексей лишь в цехе, с удивлением глянул на пропуск, который все еще держал в руке. Вот так пригласил за город! И что же теперь? Он ведь даже не танцует. Гудели станки в цехе, лязгало железо, раздавались голоса. Все сливалось в однообразный, монотонный гул, который плескался, как волны, и эти волны, казалось, качают Алексея, как в люльке, и непонятно было, почему волны не разобьют его о станок или о.кирпичную стену цеха. Он опомнился, когда Михаил Брага крикнул в ухо: — Ты что, братец кролик? Не слышишь? На вторую смену заступил? Действительно, приступала к работе вторая смена. Когда прогудел гудок, Алексей не слышал. Он вытер тряпкой руки и пошел к выходу. — Чокнутый, что ли, он? — сказал кто-то сзади, но Алексей не обернулся. «Не пойду в клуб, и точка!» — решил он вдруг ночью, лежа в постели, и спокойно уснул. «Да, не пойду, — думал он на другой день. — Нечего позориться…» Воскресный день был пасмурным, ветер крутил в воздухе желтые сухие листья. Алексей весь день почему-то вспоминал листок, который прилип в тот раз к волосам девушки. Вспоминал и злился. После обеда ветер утих, облака исчезли, на землю хлынуло солнце. Вечер наступил тихий, теплый и грустный. Весь вечер Алексей у крыльца дома возился с велосипедом, протирал, смазывал, подтягивал спицы, хотя в этом не было никакой надобности. Когда село солнце, из дома вышел Борис, увидел Алексея, крикнул: — Алеха! Аида на танцы в заводской клуб, Агаши там бывают — задохнешься. — Ну и задыхайся! — с ненавистью проговорил Алексей. — С чего злишься-то? Я тебе что? — Отчаливай, понял?.. Борис пожал плечами и отошел. Алексей теперь знал, почему и на кого он злился. «Ну уж нет, дудки, Чехол! Ты пошел, ну и я пойду в клуб. И я… Посмотрим еще!» — лихорадочно проносилось у него в голове. Что это были за мысли, отчего они возникли и что означали, Алексей ответить, пожалуй, не мог бы. Но он только чувствовал в себе необычную, небывалую решимость. Когда он пришел в клуб, танцы были в самом разгаре. Он сразу же увидел Шуру — она танцевала с Михаилом Брагой. Увидел и не узнал ее, хотя она была одета в то самое простенькое платье, в котором он видел ее много раз, в котором она бегала еще в школу: у Шуры была другая прическа — пышная, с тяжелыми локонами до плеч. Прическа делала ее чуть старше, строже, красивее и… совсем теперь недоступной. Так подумал Алексей, и у него то ли от этой мысли, то ли от того, что Шура поглядела на него и тотчас отвернулась, сразу же пропала всякая решимость, он почувствовал себя неуклюжим, громоздким, ненужным здесь, в залитом огнями зале. Он потоптался у дверей и выбежал из клуба, плюхнулся на скамейку в сквере. Из клуба доносилась музыка, смех, а он сидел и сидел в сквере, не понимая, зачем сидит. Под чьими-то шагами послышался шорох опавших листьев, подошел Михаил Брага, молча постоял и сказал: — Пошехонец ты, Алеха… Погоди, я сейчас. Никуда не уходи. Алексей догадался, куда пошел Михаил, приподнялся и крикнул вслед: — Мишка! Не надо! Не смей, слышишь? Но Брага не обернулся. Алексей хотел сорваться и бежать, бежать в темноту, в ночь, где нет ни огней, ни домов, ни музыки. Но почему-то не мог даже пошевелиться, какая-то сила сковала его ноги и руки, перехватила дыхание. Потом послышался снова шорох листьев и подошла Шура. — Ну что же ты, Алеша? — грустновато сказала она. — Сам пригласил, а сам… Она стояла перед ним, легкая, стройная, с голыми до локтей руками и всем этим пугающая его. В одной руке она держала жакетку, в другой платок, стояла, смотрела на него и чего-то ждала. — Садись, садись… — торопливо проговорил он и подвинулся, хотя места на скамейке и без того было много. Она села, положила на колени жакетку, платок и вздохнула. В сквере был полумрак, фонари горели только у подъезда клуба, за высокими деревьями. Под деревьями рос подстриженный кустарник, он почти совсем облетел, но все равно был плотным, не пропускал ни одного лучика. А поверх кустарника, сквозь ветки больших деревьев, били от фонарей электрические полосы, скрещиваясь над их головами. — Смотри, как красиво, — сказала Шура, глядя на эти полосы. Вдруг за кустарником, возле подъезда, раздался голос Бориса: |