Книга Злейший друг, страница 42 – Ирина Лобановская

Но этот наш излюбленный вопрос задавать нельзя. Ищи хорошее в своей жизни — его тоже немало. И потом… неужели не за что?…

Родился Митя. Ксения не хотела второго ребенка, собиралась делать аборт.

— Только не это! — взревел Сашка. — Ты меня со счетов не сбрасывай! Хочешь, на колени бухнусь? Роди мне ребеночка…

Митя родился. И стал тотчас сосать пеленку. Хотел есть. Здоровый ребенок…

Маруся радовалась и охотно нянчилась с братцем.

И мамины смешные страхи.

— Мне опять снилось, что ты звонишь в дверь… Я открываю, а ты стоишь с чемоданом и держишь Митю на руках… Маруся рядом… Ты опять ушла от очередного мужа… Когда же это кончится…

— Да никогда! — сердился Леднев. — Или ты перестанешь обращать внимание на свои сны. В них все равно никакого прока!

Наконец, это свершилось… Ксения позвонила в дверь родной квартиры. И мама открыла…

— Мы вернулись! — радостно объявила Маруся.

— Это уже не исправить… — обреченно сказала мать.

— Все можно исправить, кроме смерти, — возразила Ксения, входя вслед за Марусей.

Полуторагодовалый Митя цепко держался за Ксенину ладонь. Все как во сне… Совсем недавно Сашка экзаменовал сына:

— Ну-ка, Димитрий, покажи Марусе, как мычит корова.

Митя молчал. Сашка удивлялся:

— Забыл?! Э-эх! Ну а как квакает лягушка? Митя таращился на отца.

Сашка удивлялся еще больше:

— Тоже забыл?! И-е… А как крякает утка? Митя недоуменно хлопал глазами.

Сашка впадал в крайнее изумление и превращался в живой укор.

— Вау! Мы ведь все это с тобой уже проходили, и повторяли, и на практических занятиях отрабатывали! И вдруг — весь материал забыл!

— Незачет! — хохотала Маруся.

Ксения не могла жить так, как жила, и все-таки жила именно так, а не иначе. Почему? Проклятое слово «почему»…

Бывает такая скотская апатия, идущая от непонимания жизни и отсутствия настоящих чувств, а бывает — апатия настигает тебя после слишком близкого знакомства с этой жизнью, после упорной борьбы с ней… и разве это апатия? Нет… это скорее усталость и бессилие вдруг опустевшей души, утрата веры, надежды и любви, это раздумья или ожидания чего-то лучшего. И чем становишься старше, тем меньше разочарований, потому что отвыкаешь от надежды.

— Дрянной я человек, поганый, слабый, — часто характеризовал себя Сашка. — Воли ни на грош. Запить могу запросто… Вот брат у меня был, который умер от рака, — так тот человек! И сестра у меня чудо. Один я сволочь. Притом бездарная. Даже профессии толком нет…

Ксения уже привыкла и не обращала внимания, хотя поначалу пыталась Сашку привести в норму.

— Да чем ты так уж плох? Обыкновенный. Как все. И не хуже других.

Он ее не слушал. И она поняла, наконец: Сашка говорил и сочинял о себе только плохое, сам над собой издевался, явно предпочитая ударить себя раньше, чем это сделает другой. Бормотал:

— Я не намерен умалять чьих-либо заслуг, а собственных еще не имею.

Мы умеем видеть в чужом глазу соринку, а в своем — не заметить бревна. Но бывает в жизни и другое: когда человек искренне и пристально высматривает, выискивает у себя самого соринки, но никак не разглядит у себя бревна, которое вытаскивать надо в самую первую очередь. А соринки, они и подождать могут. Это Ксения поняла немного позже.

Новая свекровь Ксенией была недовольна. Особенно ее привычной сигаретой в зубах. Взялась наставлять:

— У нас в семье никто никогда не курил. Ни мой муж, Сашин отец, ни его брат, ни его сестра, ни его первая жена… Уж не говоря обо мне. И Саша тоже не курит.

Ксения задумчиво выпустила в сторону прозрачно-синий дымок. Две секунды на размышление…

— Это, конечно, неудачно, но ничего. У Саши масса других достоинств.

Больше свекровь не возникала, но Ксению возненавидела.

А потом… Потом привычно позвонила Натка и лениво поведала о школьном вечере встречи. Традиция. Обычно весенняя, а у них перенесенная на осень.

— Вау! Вы уже давно не девочки и мальчики, но до сих пор в них играете, — неожиданно изрек Сашка, выслушав Наталью. — Ладно, мы придем. Вот детей раскидаем по родителям…

Но Ксения пойти не смогла из-за спектакля, хотя очень хотела. Сашка пошел один, а вернувшись за полночь домой, Ксения с изумлением обнаружила квартиру полную гостей: Натка приволокла за собой всю свою покорную команду. Здесь были и Ванечка Сладков с Андрюшей Раковым, и еще почему-то Леша Шорин и Эдик Цветков. Не явился лишь Костик Дьяков.

С какой послушной радостью и забвением кружился вокруг Натки запущенный ею хоровод! Ксения всегда про себя дивилась ему и потрясалась. Кружились они себе да кружились… И ни при чем их дела, занятия, службы, их жены и дети — а они периодически женились, чтобы потом вскоре снова вернуться и занять свое место в излюбленном привычном головокружении. Да и жены и дети не слишком им мешали. Просто всегда занимали положенные им вторые и третьи места, так как первое было прочно занято, оккупировано навсегда — и ни слова больше… Ни упрека, ни намека, ни усмешечки… Наталья — только на высоте.

— Несчастные люди, — как-то сказала об этих парнях Ксения Сашке.

— Почему несчастные? — удивился он.

— Потому что счастливыми их никак не назовешь. Но Сашка с ней не согласился.

— Они сами выбрали себе такое существование, никто за руку не тянул. И вполне довольны. Это люди из разряда не умеющих принимать никаких решений и панически боящихся любой деятельности и ответственности. За них все делает Натка. И они вполне счастливы.

Сегодня все были в приличном подпитии, но так не считали, а потому продолжали угощаться вином.

— И-е! — ликующе встретил жену Сашка. — Как зрители? Ушли в восторге?

— Ты жутко выглядишь! — очень обрадовалась Натка. — Краше в гроб кладут! Снова болеешь? Радикулит или желудок? Сгоришь на работе! А есть женщины, которые никогда не читают романов, ни разу не были в театре, и мужчины, которые никогда не занимались политикой. Ну и что? Да ровным счетом ничего!

— Конечно ничего, — согласилась Ксения. — Очень даже ничего и вообще замечательно. Разлюби твою мать… Слова «всегда» и «никогда» требуют бережного и осторожного обращения. Жизнь не подтверждает их категоричности, даже отрицает. Но мне бы вымыться и брякнуться в постель… Вы уж, парни, извините. Мне завтра рано вставать. Для меня — мука мученическая. Все, что угодно, но только не рано вставать…

Все дружно закивали: конечно, конечно, иди отдыхай… мы тут сами…

Посреди ночи Ксения вдруг проснулась, словно ее толкнули. Наткина команда мирно спала на надувных матрацах, за столом на кухне сидели самые стойкие: Сашка, Леша Шорин да бессонная Наталья — она утверждала, что вообще любит подниматься в четыре утра. Однажды проснулась на заре, встала, делать было нечего, взяла и кухню побелила… где только побелку взяла? И все остальное…