Книга Ветер прошлого, страница 4 – Звева Казати Модиньяни

— Кто такая Стелла Диана? — спросил я вслух.

— Не знаю. А что, вы ее знаете?

Я стиснул зубы, чтобы удержаться от ругани.

— Вы, господин маркиз, — продолжала она, — разбудили старых призраков. Представьте, услыхав вашу легкую поступь, я вспомнила другие шаги.

Она горестно опустила голову, скрывая лицо, словно потрясенная каким-то страшным воспоминанием.

— Чьи шаги? — попытался уточнить я без особой надежды.

— Громкий топот немецких сапог. Они бежали. Сперва ворвались сюда с грабежом и разбоем. А потом бежали. — Теперь в ее голосе явственно слышалась старческая усталость.

Я вспомнил бессвязный и полубредовый рассказ моего отца.

— Что делали здесь немцы?

— Эти истории не для ваших ушей, господин маркиз, — сказала она, вновь становясь веселой и лукавой. — В ваши времена было много роскоши и веселья. Позвольте мне угадать. Вы сказали себе: посмотрим, сумеет ли малютка Амелия меня узнать. И видите, вас узнал даже Наполеон.

И правда, полосатый кот выскользнул у нее из рук и принялся с урчаньем тереться о мои ноги. Ощутив головокружение, я нащупал в кармане пиджака табакерку — водораздел между прошлым и настоящим, точку соприкосновения с реальностью. Я ухватился за нее, как за якорь спасения. Мне казалось, что без нее я перестану существовать.

Старушка подняла руку ладонью вверх.

— Возможно, будет дождь, — сказала она. — Но это неточно. В последнее время даже погоду трудно предсказать. Все так изменилось. Весь мир изменился. Извините меня за стариковское ворчанье. Вы молоды. Вам не понять.

Но я ее понимал. С ходом лет многое из того, в чем я раньше был уверен, стало совсем иным. С горечью и неохотой я вынужден был признать, что мне становится все труднее строить планы на будущее.

— Идемте, — пригласила она меня, дав знак следовать за собой. — Давайте на минутку присядем, вспомним старые времена.

Мелкими старческими шажками она просеменила вперед и опустилась на каменную скамью у входа в административное здание.

Кошки окружили скамью, на которой мы уселись. Вдалеке глухо заворчал гром. В воздухе чувствовалось влажное дыхание дождя, листья платанов тревожно затрепетали.

— К счастью, гроза пройдет стороной, — заметила таинственная Амелия, складывая руки на коленях. — Уверяю вас, вилла не продается, — вдруг возобновила она прерванный разговор. — Это невозможно. Существует совершенно определенный запрет. Но вам, конечно, надо обратиться к управляющему, он все объяснит лучше, чем я. Видите ли, уважаемый синьор, я старая женщина, мне гораздо больше лет, чем вы думаете. Я помню… Знали бы вы, сколько воспоминаний… Ведут себя как сумасшедшие: появляются и исчезают, когда им вздумается. Смеются надо мной.

— Могу я узнать, кто управляющий? — спросил я с возродившейся надеждой.

— Конечно, можете! В доме у меня есть адрес. Я дам его вам, если хотите.

— Вы меня очень обяжете.

— Я так много знаю, — вновь начала она, тут же позабыв свое обещание и слегка наклонившись ко мне, будто хотела сообщить что-то по секрету. — Можете мне не верить, но я знаю всю историю.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — поощрил ее я.

— Вот смотрите, синьор, — она широко обвела вы-сохшей, как пергамент, рукой окружавшее нас пространство, — это парадный двор. Все, что вы видите, — дело рук Пьермарини ^[3]. Слыхали о таком? Это великий зодчий. Театр «Ла Скала» знаете? Это он строил. Королевский дворец в Милане, Королевская вилла в Монце — это все он. Он работал под покровительством Габсбургов и имел титул придворного архитектора эрцгерцога.

В старые добрые времена, во времена Саулины, над крышей виллы развевался штандарт маркизов д'Адда. Это означало, что дом открыт для гостей. Сменяли друг друга великолепные экипажи, приезжала знать, устраивались пышные празднества. В доме восемьдесят комнат, за ними следили больше сотни слуг. Один слуга только тем и занимался, что открывал и закрывал окна и двери. Больше ничего не делал. Начинал с утра и заканчивал к вечеру.

А вон там, — продолжала она, указывая по ходу рассказа на различные части дома, — располагалась прачечная. За ней — каретный сарай. Гонцов и посыльных принимали с черного хода, там, где были хозяйственные постройки и склады для припасов. А здесь и в прежние времена была контора управляющего.

Я с увлечением слушал рассказ старушки, открывавший передо мной целую эпоху. У меня на глазах исчезали знаки, оставленные временем и людским невежеством. Пропали сорняки и мусор, воздух наполнился красками и запахами, ветер прошлого донес издалека звук охотничьего рожка. Я слышал топот копыт и торопливые шаги слуг. Поверженные, изуродованные статуи, лежавшие на выжженной солнцем траве, вознеслись на пьедесталы в своем первозданном виде: грациозные женские фигуры, изображавшие девять муз.

Чаша овального фонтана, заросшего мхом, очистилась, из нее забила струя воды. По мелкому белоснежному гравию аллеи прогуливались дамы в роскошных, глубоко декольтированных платьях давних времен под руку с кавалерами в парадных камзолах.

С галереи второго этажа, выходившей на большой двор, доносилась музыка струнных и клавесина. Возница осаживал четверых лошадей у короткого лестничного марша, ведущего к парадным дверям.

Ливрейный лакей, открыв дверцу, опускал подножку, и на нее ступала ножка маркизы Саулины, прибывшей бог весть откуда после встречи бог весть с кем.

— Бабушка, что ты делаешь тут во дворе?

Голос, разрушивший волшебное видение, принадлежал платиновой блондинке в шелковом платье с пестрым цветочным рисунком, прикатившей на велосипеде. Ей было около сорока, и она была не лишена привлекательности.

— Ну вот, весь праздник нам испортила, — недовольно проворчала старушка.

— Скоро дождь пойдет, — забеспокоилась женщина, — воздух слишком свеж.

— Это моя мама, — доверительно сообщила мне Амелия, указывая на незваную гостью. — Представляете, она может меня побить за то, что застала нас вдвоем.

— Идем, бабушка, — терпеливо позвала ее женщина. — Я не твоя мама. Я Сильвана, твоя внучка. Этот синьор бог знает что подумает!

— Ничего, — заверил ее я. — Я занимаюсь одним исследованием и надеялся, что ваша бабушка может оказать мне помощь.

— У нее в памяти все перепуталось, — снисходительно улыбнулась женщина.

— Я ему сама говорила про свою память, — с досадой вставила Амелия.

— Вы только не подумайте, что мы ее тут бросили, — продолжала внучка. — Я живу в Кассано со своей семьей и каждый день приезжаю, чтобы ей помочь. Должна сказать, что, несмотря на свой возраст, она до сих пор прекрасно со всем справляется сама.