Книга Свинья в апельсинах, страница 42 – Дарья Калинина

— Вы же художник! — возмутилась Кэт. — Вы должны быть особенно внимательны к деталям. Неужели вы не запомнили никого из машины?

— Одного запомнил, — кивнул художник. — Могу вам его изобразить. У него было такое атлетическое телосложение и грация дикого зверя, что я поневоле задержал на нем взгляд. А поскольку он стоял в свете фар, то и лицо его я успел рассмотреть.

— Так вы нам его нарисуете? — спросила Мариша.

— Да, — кивнул художник. — Вообще-то я уже сделал один набросок для полиции. Но они почему-то остались недовольны.

— Хм, — пробормотала Юля.

И пока художник ходил за углем и листом картона, Юля быстро набрала рабочий телефон Ганса. Тот оказался на работе и быстро подошел.

— Ганс, я знаю, у вас есть портрет подозреваемого, — выпалила Юлька. — Человека, подозреваемого в убийстве Вольфа.

В ответ Ганс как-то странно захихикал.

— Не поняла, — удивилась Юля. — Что смешного в моих словах?

— Нет, нет, — запротестовал Ганс. — Вы, Юля, только не обижайтесь! Но если бы вы видели этот портрет… Вы бы сами все поняли!

— А что с ним не так? — уже догадываясь, в чем дело, спросила Юля для очистки совести.

— Господи! — воскликнул Ганс. — Да просто этот художник изобразил подозреваемого в своей излюбленной манере. Там же сплошные пятна и какие-то мазки. Ничего похожего на человеческое лицо. И когда мы художнику очень вежливо намекнули, что данный портрет вряд ли сгодится для розыска преступника, этот тип еще и обиделся. И заявил нам, что мы получили из его рук шедевр, который просто с руками оторвут в любой художественной галерее мира. И он не понимает, чем мы недовольны. Это, оказывается, чуть ли не лучшее его творение, потому что написано под накалом страстей, которые у него еще не остыли с тех пор, как его собака наткнулась на труп Вольфа.

— Ясно, — ответила Юля. — Спасибо.

— Юля, а где вы? — вдруг что-то заподозрив, спросил у нее Ганс, но Юля очень вовремя отключила трубку, и Ганс мог вполне подумать, что она не расслышала его вопроса.

— Девочки, у нас проблема, — прошептала Юля. — Ганс говорит, что этот художник изобразил им нечто, что вообще не тянет даже не гуманоида.

В это время появился художник.

— Вдохновение пропало! — горестно заявил он подругам. — Я еще посидел в своем кабинете, надеясь, что оно вернется. Но увы! А все вы со своим кобелем! С утра у меня было такое чудесное рабочее настроение. Я просто чувствовал, как муза поддерживает мою руку. А теперь… Теперь я способен изобразить вам того типа лишь в сугубо академической манере.

И, сев на диван, художник принялся наносить быстрые штрихи на лист картона, сопровождая каждый из них тяжелым вздохом.

— На шедевр можете не рассчитывать, — мстительно бормотал он, увлекшись работой.

Подруги замерли в молчании, опасаясь нарушить хрупкое равновесие. Но наконец художник закончил свое творение. И протянул подругам лист.

— Вот! — сказал он. — Большего от меня вы требовать не можете!

— Большего и не потребуется, — произнесла Мариша, едва взглянув на рисунок.

Юля тоже таращилась на портрет.

— Слушай, это ведь тот тип, которому наш африканец прострелил руку, — прошептала она. — Как он себя назвал? Кениг?

— Определенно, это он! — с жаром согласилась с ней Юля.

— Выходит, что и те люди на джипе с красным медведем тоже из его компании, — задумчиво произнесла Мариша.

— Ну как? — спросил у них художник, перебив их разговор. — Довольны?

— Не то слово! — воскликнула Мариша. — Спасибо вам огромное.

И, расцеловав в обе щеки порядком оробевшего от такого проявления чувств художника, Мариша еще долго трясла его руку.

— Вы точно уверены, что мой рисунок — это то, что вам необходимо? — удивился художник.

— Да, да, — заверили его девушки хором. Тот лишь пожал плечами.

— На мой взгляд, эта мазня годится только для того, чтобы повесить ее в дачном клозете, — фыркнул он. — Впрочем, я привык, что люди зачастую отдают предпочтение откровенной кустарщине, не замечая истинных произведений искусства.

Произнеся свою сентенцию, он выглянул в сад, и лицо его просветлело.

— Пока мы беседовали, ваш кобель наконец слез с моей Коры, — уже вполне умиротворенно произнес он.

Но тут же снова нахмурился, а потом позеленел.

— Немедленно увезите его! — взвизгнул он.

Мариша выглянула в окно, чтобы установить причину смены настроения художника, и все поняла: шустрый Грей снова пытался повторить свое ухаживание за Корой, выразительно вертясь возле нее. Так как задерживаться в доме художника еще на полчаса у подруг не было никакого желания, они дружно помчались следом за художником в сад и успели оттащить в сторону яростно сопротивлявшегося Грея.

— Что дальше будем делать? — спросила Кэт у подруг, когда все уселись в машину. — Я так понимаю, что вам этот человек знаком?

— Да, мы его видели однажды, — сказала Мариша.

— И вы знаете, где его найти?

Мариша отрицательно покачала головой.

— Жаль, — вздохнула Кэт. — Очень жаль.

Юля промолчала. У нее в голове начал складываться вполне определенный план, как им добраться до этого типа с портрета. Но она тоже не собиралась посвящать в него Кэт. Во всяком случае пока.

— Позвоните мне, если что-то узнаете про Антона, — повторила свою просьбу Кэт, прощаясь с подругами.

Стоило ее машине скрыться за поворотом, как Мариша сказала:

— Нам нужно обзвонить больницы Берлина.

— Точно! — подхватила Юлька. — И я о том же подумала. Этот тип получил огнестрельное ранение. И поневоле должен был обратиться к врачу. Если нам повезет и если он обратился в больницу, а не к какому-нибудь своему знакомому врачу, занимающемуся частной практикой, то этого типа с раненой рукой мы живо найдем. Не думаю, что больницы Берлина прямо ломятся от мужчин с огнестрельным ранением правой руки.

Мариша кивнула.

— Единственная загвоздка в том, что к тебе домой нам соваться не стоит, — сказала она Юльке. — Эти люди, которые следят за нами, наверняка оставили кого-то у подъезда.

— Ой! — пискнула Юля. — Я и забыла! Слушай, но тогда, даже если мы найдем этого раненого типа, нам не стоит к нему соваться. Ведь он из той же банды, которая раскатывает по Берлину на машине с красным медведем.

— Ты не совсем права, — возразила Мариша. — Если у нас дома они могут устроить засаду, потому что надеются, что мы вернемся и попадем к ним в лапы, то в больнице у своего раненого друга им устраивать засады ни к чему. Они же не могут предполагать, что мы будем его искать.