Книга Ад, страница 124 – Александра Маринина

Кирилл и Юля взяли процесс подготовки в свои руки. Было решено, что помещение следует проветрить и оставить окна и балконную дверь открытыми, дабы ничто не мешало космическим лучам проникать в помещение. На столе должны стоять свечи, но зажигать их следует только после того, как все попросят друг у друга прощения. Исповедальный момент все-таки лучше, по общему мнению, провести в темноте, чтобы не смотреть друг другу в глаза. А ближе к часу ночи всем следует выйти на балкон и в молчании провести несколько минут, сосредоточившись на своих самых заветных желаниях.

– Я думаю, на балконе нам нужно будет взяться за руки, – говорил Кирилл. – Если кому-то из нас удастся поймать поток космической энергии, то она передастся всем.

– А время выпить кофе с тортом у нас останется? – с улыбкой осведомилась Люба. – Будет жаль, если мои кулинарные труды пропадут.

Кирилл взглянул на часы.

– Половина двенадцатого. У нас есть час на кофе и полчаса на прощение. Уложимся?

– Я – точно не уложусь, – засмеялась Тамара. – У меня для каждого присутствующего заготовлена длинная речь с перечислением всех моих прегрешений перед ними. Вы, Кирилл, единственное исключение, хотя я и перед вами успела нагрешить.

– Ерунда, – заявила Аэлла. – Мы прекрасно уложимся в полчаса. И никаких длинных речей, просто извинимся – и достаточно. Правда, Кирилл?

– Ну как же так, Аэлла Константиновна, – запротестовала Юля, – это нечестно. Просить прощения надо с душой, с чувством, искренне, иначе толку не будет. Нет, давайте уж лучше кофе побыстрее выпьем и на прощение оставим побольше времени.

Выпили кофе, съели Любин фирменный торт со взбитыми сливками и консервированными персиками, Юля помогла быстро убрать посуду и сменить скатерть. Все собрались вокруг стола, Родислав выключил свет, и комната освещалась только огнями вечернего города.

Люба кожей почувствовала возникшее напряжение. Конечно, пока готовились встречать уникальный момент, все будто играли в новую игру, и всем было весело и интересно. И вот пришло время говорить, просить прощения – и все растерялись. «Я не знаю, что говорить, – думала Люба. – Интересно, с кого начнут? Только бы не с меня».

– Ну, кто начнет? – раздался насмешливый голос Родислава. – Кто среди нас самый смелый?

Повисла гнетущая тишина, прерываемая только ритмическим стуком маятника напольных часов в дубовом резном корпусе.

– По-моему, это ужасная глупость, – сказала Аэлла. – Давайте включим свет и выпьем шампанского. У нас же праздник, в конце концов, а не поминки.

– При чем тут шампанское, это же не Новый год, – возразила Тамара.

И снова наступила тревожная тишина.

– Я начну, – решительно произнес Бегорский.

– Молодец, Андрюха, – одобрил Родислав, – подай всем пример.

– Тамара, – начал Андрей, – я прошу у тебя прощения за то, что назвал любовь мурой. Я был не прав. Любовь есть, и она очень много значит для человека.

– Когда это было? – удивилась Тамара.

– А помнишь, когда мы были подростками, мы ходили в кино и на обратном пути обсуждали картину. Я тогда сказал, что любовь это полная мура, а ты ответила, что если бы я читал «Войну и мир», то не говорил бы так. Вспомнила?

– Вспомнила, – засмеялась Тамара.

– Прощаешь меня?

– Прощаю.

– Любаша, ты меня прости за то, что я тебя в свое время недооценил. Я считал, что ты Родьке не подходишь. Теперь я точно знаю, что был не прав, ты для него идеальная жена.

– Когда это ты так считал? – спросила Люба. – Я такого не замечала.

– Когда мы были маленькими. Прощаешь?

– Конечно.

– Аэлла, прости меня за то, что я всю жизнь называл тебя Алкой. Я знал, что тебе это не нравится, и делал это тебе назло.

– Больше не будешь? – шутливо спросила Аэлла.

– Буду. Все равно буду. Для меня ты навсегда останешься Алкой, но ты должна меня за это простить.

– Ладно, – великодушно ответила Аэлла, – прощаю.

– Родька, один раз я на тебя здорово наехал и даже, кажется, орал. Прости, если можешь.

– Да чего там, – напряженно сказал Родислав.

Люба поняла, что речь идет о том разговоре насчет Лизы и ее детей, после которого Родислав был сам не свой, думал, что потерял друга, и Любе пришлось ехать домой к Бегорскому и принимать удар на себя.

– Ну и все, пожалуй, – закончил Андрей. – Перед Денисом, Юлей и Кириллом я провиниться вроде не успел. Но если что не так – простите.

– Теперь я скажу, можно? – послышался голос Дениса. – Любовь Николаевна, простите меня за все, пожалуйста.

– Это за что же? – поинтересовалась Аэлла.

«Ах ты, паршивка, – подумала Люба. – Ты же все знаешь. Зачем тебе нужно, чтобы мальчик говорил об этом при всех? Ему и так тяжело».

– Я тебя прощаю, Денис, – ласково сказала она вслух.

– И ты, Юлька, меня прости, я все время с тобой спорю, – продолжал юноша. – Ты имеешь право на свое мнение, но я постоянно забываю об этом и начинаю спорить. И еще прости меня за то, что я не хожу. Уж какой есть.

– Не смей так говорить! – рассердилась девушка. – Я тебя люблю, и для меня этого достаточно. Бабушка всегда говорит, что если бы ты мог ходить, ты вообще был бы другим человеком, у тебя был бы другой характер, и я вряд ли влюбилась бы в тебя, а ты – в меня. Ты же рад, что я тебя люблю?

– Конечно, еще бы.

– Вот и не выступай. Теперь моя очередь. Денис, прости меня, пожалуйста, за то, что я все время с тобой спорю.

За столом раздался смех.

– Ну и безгрешная молодежь пошла, – заметила Аэлла. – Самое большое преступление у них – несходство мнений. Неужели вы друг друга за столько лет ничем не обидели?

– Иногда я делала Денису больно, когда уколы ставила или во время массажа. Но я же не специально. Дениска, прощаешь?

– А то!

Легкость, с которой Денис и Юля справились с задачей, придала разговору менее серьезное направление. Следующей слово взяла Тамара.

– Граждане присутствующие, язык мой – враг мой, я это знаю. Я часто бываю резкой и говорю неприятные вещи. Если я кого-то из вас обижала, простите меня.

– Ну, меня-то фиг обидишь, – подал голос Бегорский. – Но я тебя прощаю на будущее, заранее.

– А вот Родика я часто обижала, – продолжала Тамара. – Родик, дорогой, прости меня, если можешь.

– Прощаю тебя, о, Тамара, – с наигранной торжественностью ответил Родислав.

– И ты, Любаня, прости меня, я в детстве часто называла тебя дурищей и вообще плохо с тобой обращалась.