
Онлайн книга «Високосный, 2008 год»
– «Паш! Ты чего споришь?! Посмотри, кто перед тобой сидит!? Если взглянуть со стороны, то это прям, пахан!». Довольный Семёныч рассмеялся, а воодушевлённый Платон добавил: – «А ты сидишь напротив него, как … девятка!» – несколько смягчил он окончание фразы. – «Скажи уж лучше, шестёрка!» – беззлобно уточнил Павел. Вскоре Станислав Семёнович заёрзал на стуле, и встал. – «Один рулон истратил!» – чуть ли не с гордостью заявил Семёныч, доставая из тумбочки новый рулон туалетной бумаги. – «Вся жизнь – в рулонах!» – саркастически заметил Платон, имея ввиду измерение продолжительности жизни. Возвратившийся в палату, Семёныч взгромоздился на кровать и удовлетворённо расслабился, издав специфически звонкий звук, покидающих его тело последних газов, тут же это прокомментировав в своё оправдание: – «Значит тонко!». – «Семёныч! Какой ты шумный!» – заметил его сосед Николай, своей кроватью разделявший их с Павлом. Будучи очень приятной наружности, интеллигентной внешности, пожилой мужчина, напоминавший Платону или лапочку начальника или доброго преподавателя, Николай по возрасту оказался даже на год младше Павла. И он оказался прав. И действительно! Ранним утром стены палаты оглашались громкими, загадочными звуками: – «Э-э-эй! Э-э-эх!». А это стонал или зевал Семёныч. Не то от боли, не то от дури и скуки? Иногда в палате кто-то и похрапывал. А иногда доносились даже экзотические звуки. Несколько дней подряд на открытую фрамугу их палаты садилась бледно-жёлтая синица и, как дятел, долбила ещё с зимы прилипший и засохший кусочек хлеба. – «Здесь связь плохая!» – отвлекла Платона от созерцания бледной представительницы фауны, брошенная в мобильник, оправдательная фраза Павла Александровича. – «А в больнице надо лежать!» – с ударением на последнем слове, поучительно заметил Станислав Семёнович. – «А не связями заниматься!» – в тон ему поддержал его мысль Платон. Все коллеги засмеялись. Платон повернул голову в сторону своего соседа Юрия, которому почти только что поставили капельницу: – «Нам Юру сейчас смешить нельзя!». – «Ах, да! У него же капельница!» – согласился первым отзывчивый Семёныч. – «Так она же не во рту!» – съязвил, будто осенённый, Платон. – «Ха-ха-ха!» – засмеялись все остальные. – «Паш! А ты чего не смеёшься? Голова болит?» — спросил пахан. – «Если бы у меня голова не болела, я бы … на ней… стоял!» — твёрдо и членораздельно ответил Павел. Павел Александрович родился в рязанском селе Ялтуново, название которого в древности постепенно трансформировалось из названия его в честь князя Алтуна. Отец Павла ветеран и инвалид войны, окончил ПТУ в Чите, получив специальность метеоролога. Затем он работал плотником на шабашках. Умер в пятьдесят пять лет от воспаления лёгких, не попав вовремя к врачу. Мать Паши всю жизнь была колхозницей. Павел был вторым ребёнком в семье. Первый – старший брат Юрий, по малолетству на танцах дал обоснованную пощёчину развязной девице. За это, якобы хулиганство, он получил год тюрьмы. А затем пошло, поехало, срок за сроком. В общем, скатился парень с узкой дорожки под горку. Родившаяся за Павлом, сестра Нина закончила в Сасове техникум, став мастером по изготовлению мебели. Потом вышла замуж, родила детей. А самый младший брат Павла – Михаил, бросил ВУЗ. Отслужив в армии, стал работать в строительной бригаде у Павла. Сам же Павел Александрович, закончив восьмилетку, попал в ПТУ, получив специальность токаря. Так оказалось, в их палате всего три бывших токаря. Кроме Платона и Павла им ранее был и Станислав Семёнович Родин. После окончания ПТУ Павел устроился на работу на электроламповый завод в Рязани. Там же в ДОСААФ он получил специальность оператора радиолокационной станции. Поэтому в армию он попал в ПВО страны, где, кстати, служил и Семёныч. Павла направили на Курильские острова, на остров Итуруп. Всю свою службу он числился оператором РЛС П-15, работавшей по низколетящим целям. Непосредственное дежурство Павла осуществлялось по графику, или, как правило, по учебным тревогам. Но были и исключения. Однажды Паша участвовал в обеспечении аварийной посадки на остров Итуруп американского тяжёлого стратегического бомбардировщика Б-52 «Стратофортрес», летевшего бомбить Вьетнам. У того вышла из строя система управления и был неисправен один из восьми двигателей. После устранения некоторых неисправностей на советском аэродроме, американцы были отпущены и вернулись назад, домой, на одну из своих баз на территории США или остров Гуам. Павлу Бурьянову тогда лично удалось увидеть хорошо экипированных и вооружённых, холёных и упитанных американских лётчиков, временно невольно интернированных на советской территории. Как говориться, увидел потенциального противника близко, лично и в лицо. После армии Павел уехал сначала работать в Рязань, на завод Центролит, а затем, в 1972 году, из-за жилья устроился в строительное управление, которое строило известные объекты столицы, в частности, стадион «Олимпийский», ТВ центр в Останкино, и другие. Сам Павел Александрович Бурьянов занимался установкой подвесных потолков в учреждениях и организациях. В 1976 году он женился на Валентине, которая была младше его на три года. Через год родился сын Алексей. Второго ребёнка они рожать не стали. Однако в начале 90-ых годов Павла уволили с работы за пьянство, и он начал подрабатывать рабочим широкого профиля в различных столичных строительных ООО. Павел Александрович очень любил рассказывать о своей жизни, о различных случаях и происшествиях. Но косноязычность явно мешала ему выразить обилие впечатлений и эмоций, замещая многие слова матом, шутками и прибаутками. Но на всю жизнь страшной зарубкой на его отцовском сердце стала гибель в 1998 году, в автокатастрофе, единственного сына Алексея – кремлёвского курсанта. Узнав об этом, Платону стало очень жаль Пашу, и он проникся к нему не только сочувствием, но и какой-то дополнительной любовью – старшего брата к младшему. В одну из ночей из постоянно открытого окна повеяло прохладой. Кое-кто, во главе с Платоном, почихали и покашляли. Наутро напасть дошла и до Николая. – «Не чихай, а то простудишься!» – посоветовал ему всегда весёлый Семёныч. Вскоре на постоянно открытую, как стол для птичек, фрамугу села и ставшая всем знакомой, бледно-жёлтая синица. Она, за пару дней разделавшись с зимним сухариком, ещё один раз залетала в то же самое утреннее время, но добавки от хозяев палаты так и не получила. |