
Онлайн книга «Високосный, 2008 год»
И только лежащие у противоположной стены Юрий и Платон пока молчали, не прореагировав на это, забывшись соответственно сладким утренним посапыванием, и молчаливо-проснувшимся возмущением. Вскоре, как по заведённому кем-то порядку, стали подниматься с постелей. Сначала Семёныч, за ним Юрий, потом Платон. Последними обычно с переменным первенством вставали Николай и Павел. Меняя ночной «прикид» на коридорный, Семёныч попросил Николая: – «Дай побрызгаться!». – «Чтоб от меня ароматом воняло!» – помог ему до конца выразить свою мысль Платон. В следующий вторник палатный пахан Станислав Семёнович Родин собирался выходить на волю. – «Паш, не переживай, мы теперь тебя коронуем на пахана!» – успокоил Платон его верного собутыльника и бытылконосца. – «Не та весовая категория!» – возразил ещё не снявший короны. – «А мы из уважения!» – польстил будущему смотрящему Платон. – «Давай лучше тебя, по старшинству и уважению!» – возразил Семёныч. – «Нет! Я привык быть замполитом, или начштаба, чтобы быть в тени, не выделяться, но быть мозгом команды!» – объяснил свою позицию Платон. – «Я Ваша мысль! А мысль короновать нельзя!» – добавил он смеясь. Тут же, словно в подтверждение этого, дважды подряд чихнул Николай. – «Будь здоров!» – одновременно пожелали ему Платон с Семёнычем. – «Но не кашляй!» – уточнил последний, пытаясь оставить за собой и последнее слово. – «А только чихай!» – не дал ему этого сделать Платон. – «А это к деньгам!» – попытался вернуть себе первенство Родин. – «К чужим!» – восстановил статус-кво Кочет. Вскоре чихнул и Станислав Семёнович. Привыкший комментировать вслух все свои чихи, он не удержался и на этот раз: – «Надо принять пилюли!». После того, как пахан запил лекарство, Платон саркастически изрёк под смех Юрия и ухмылку самого Семёныча: – «А теперь можно и пиздюлей!». Платон решил, наконец, ввести своих друзей по несчастью второстепенными персонажами своего романа. Трое согласились быстро, а Николай поначалу проявил ложную скромность. Так и появились в палате № 502 Павел Александрович Бурьянов 1951 года рождения, младший его на год Николай Владимирович Матюшин, Станислав Семёнович Родин 1946 года рождения, и Юрий Владимирович Кравцов – ровесник Николая. Непрерывный производственный процесс в больнице естественно давал необходимые результаты. До этого мучившийся от ночных болей, пасмурный Николай, наконец, улыбнулся! – «О! Николай засмеялся!» — первым обрадовался, невыдержанный на эмоции, Семёныч. – «Довели парня!» – вторым прокомментировал Платон. Тут же, увлекшийся Родин по ошибке позвонил себе на работу в неурочное время, позабыв, что его абонент работает в другую смену. А Юрий сразу прокомментировал обидное для пенсионера: – «Они подумают, что у тебя с головой не в порядке!». – «Нет! Они подумают, какое же у него здесь окружение!» – возразил Платон, брызнув бальзамом в душу Семёныча. – «Ну, ничего, скоро домой! А к Вам другого подселят!» – несколько мстительно и угрожающе подвёл он окончательную черту. – «Да! Прям круговорот людей в природе!» – задумчиво и мечтательно изрёк Платон. Утром, в субботу после завтрака, при посадке в автобус по пути из больницы в увольнение, аккуратная блондинка средних лет, хромая с палочкой, пыталась на вираже обойти Платона, и влезть в автобус без очереди. Но тот не стал толкать убогую. Бог с ней! Всем сидений хватит. Опять выбившийся в увольнение с субботы на воскресенье, Платон вместе с Ксенией, выполнил все запланированные дачные дела, несмотря на редко прекращающийся дождь. Довольный и не уставший он вернулся в уже хорошо обжитую обитель, почти как в родной дом. В воскресенье вечером, прибывших последними из увольнения Юрия и Платона, опять встречала поддающая парочка в лице Семёныча и Павла. Они были уже хороши, и заканчивали с трапезой. – «Охренел с горя?!» – спросил Павла чем-то недовольный Семёныч. – «Больной, что ребёнок. Ему же надо угождать!» – ответил тот пахану мудростью. Увидев подстригшегося в увольнении Юрия, теперь уже неожиданно задрался и Павел: – «Ну, ты подстригся уж совсем коротко, почти наголо, как хрен!». На следующий день, в понедельник, как обычно, проснувшись третьим, Платон пошёл в вестибюль побриться и позаниматься зарядкой. Вчера вечером в больнице, после всех выполненных планов на даче, после трудов праведных, Платон помылся и всю ночь проспал крепко. Наутро предстояли очередные, уже третьи, подколы в кисти рук. Настро ение бы ло боевым. Но не тут-то было. Женщина средних лет и средних достоинств тоже вышла туда же, в вестибюль. Она попыталась было опередить Платона и сесть на его место у окна, мотивируя это тем, что ей нужно обработать ногти на ногах(?!). Опешивший Платон поначалу сел, куда и планировал. Но почти тут же уступил ей, подойдя ближе к окну, к свету, и стоя бреясь. Однако женщина, почему-то не пересев на оставленное ей место, всё не унималась. Ей хотелось побыть в вестибюле вообще одной, и вскоре она высказала новый аргумент. – «Вы со своей бритвой жужжите так, что слышно в соседней комнате!». На что Платон нашёлся, что ответить: – «Ну, ладно! В следующий раз я буду бриться около своих!». – «Брейтесь в туалете!» – наверно по привычке, как своего мужа, снова поучала она Платона. – «А в туалете курят, а я не курящий!» – объяснил он дурочке. Удивительные существа эти женщины с активной жизненной позицией! И всё я бабам удивляюсь, их хамству, жадности, неуважению, и всё по отношению к мужчинам, причём к чужим, попыткам обхитрить мужика, чужого мужа. Что же тогда они вытворяют со своими?! – подумал Платон. И надо же? Нашла место не в ванной, или в туалете, а в вестибюле, у телевизора? Никакого стеснения. Недавно видно из деревни, что ли она? Да и время уже полвосьмого, а подъём в семь! Какие могут быть ко мне претензии? У, стерва! – теперь уже чуть ли не вслух возмущался он. До завтрака Николай решил поразгадывать очередной кроссворд. Но на этот раз он быстро облажался. Тут-то Платон окончательно понял, что никакой он не «профессор», а это звание было ему присвоено Семёнычем всуе. После обеда, проходящий мимо Платона, как обычно пишущего в вестибюле, сектант-раскольник не удержался и озорно спросил: |