Книга Где ты, любовь моя?, страница 24 – Долорес Палья

Но почему? Я говорила спокойно, как будто это было само собой разумеющимся. Без меня. Да нет никакого «без меня»! Даже если он станет священником в Австралии или на краю света. Нет никакого «без меня»!

- Карола, можно мне тоже ванну принять?

- Конечно. Она ничего не узнает. Слишком глуха.

- Ты уверена? А вдруг она увидит, как я выхожу?

- Да какая ей разница!

- Нет, я серьезно.

- И я тоже. О'кей. Я прослежу, когда ты надумаешь выходить.

- А-а-ах! Последний раз я в настоящей ванне в Колони мылся.

- Не надо говорить мне об этом.

- О, как я скучаю по ванной…

- Ты, наверное, там ешь.

- Кто первый?

- Вместе.

- Вместе в ванной?

- Двойной кекс, что рифмуется с…

- Карола!

- Я тебе спинку потру.

- А она не услышит?

- А ты собираешься орать?

- Подожди.

- Чего подождать?

- Пока вода вот до сих пор не нальется.

- Уф… Как скользко! Эй!

Группка у камина жарко спорила о Югославии.

- Но если в тюрьме только четники сидят…

- Господи, ради бога, меня от вас уже тошнит. Не все эти чертовы тюрьмы для четников…

- В социалистическом государстве каждый должен принести жертву. Чтобы можно было возвести систему на руинах империализма, феодализма и войны…

- Если бы неоимперский план Маршалла не…

- Теперь, когда Дьюи точно заберется в Белый дом на следующие четыре года, а призрак Рузвельта изгонят еще дальше…

- Вот увидишь, Тито на этом не остановится…

- Но Молотов в своей киевской речи заявил…

- Этим странам коммунизм как воздух нужен. Люди жаждут коммунизма…

- Как Чехословакия, к примеру…

- Может, и нет. Но Румыния, Венгрия, и Югославия в особенности, и Тито…

- Но вы только посмотрите на генерала Маркоса в Греции…

- Если бы вы видели Белград сегодня…

- Да забудьте вы о политических тюрьмах. Стране нужна чистка… кровопускание…

- А то как же! Или, по-твоему, в войну им мало крови пустили?

- А Михайлович ¹⁰?

- Но так и должно быть. В такой ситуации мягкотелость - просто преступление. Если бы Испанская Республика в тридцать втором перерезала всех генералов, вместо того чтобы им пенсию платить…

- Но Михайлович раньше Тито начал с Германией сражаться…

- Ничего не раньше…

- Раньше, я тебе говорю…

Никто не замечал высокого темноволосого парня, который стоял у окна и слушал их с выражением безнадежности в глазах.

- А вот и наш Милош. Иди сюда, поболтаем немного. - Моник улыбнулась, протянула ему руку, и они отправились в относительно тихий уголок.

Я проследила за ними взглядом, заметила, что они смеются над чем-то, Милош говорит что-то скороговоркой и тоже хохочет; Моник откинулась назад, кивает, улыбается, в глазах - теплые искорки.

- Знаешь, - призналась я Клоду, - в каком-то смысле эта вечеринка мне просто ненавистна. Я не хочу, чтобы ты уезжал!

Облокотившись на пианино, мы слушали, как чернокожий американец играет «Голубую луну».

- Я вернусь на Рождество.

- А до этого? Ты же для меня как якорь…

- Жуть!

- Правда!

Он рассмеялся:

- Знаю, знаю. На самом деле все так странно. И Лондон… он таким забавным кажется. Только на деле все не так. Но что я могу поделать? Я и сам как перемещенное лицо. Мой акцент во французском так и не исчез, даже после двух лет тренировок… несмотря на место рождения, паспорт и тому подобное.

Несколько минут мы молча слушали парня за пианино.

- Карола, - сказал он через некоторое время. - Послушай. Если что-нибудь пойдет не так, все равно что, ты ведь дашь мне знать, правда? То есть… ну… то есть я сам не знаю, что имею в виду, но ты понимаешь… - И его кривая ухмылочка, казалось, осветила всю комнату.

- Понимаю.

- Берегись беспринципной Прецель, - закричал Филипп где-то у нас за спиной. А та уже тащила Милоша из укромного уголка, в котором он прятался с Моник, хотела потанцевать с ним.

Она обвилась вокруг него, как червяк вокруг флагштока, и водила рукой вверх-вниз по его спине. Он мягко посмеивался над ней, но она словно липучка к нему приклеилась.

- Свободу русским! - взревел Филипп и кинулся в бой, но Прецель повисла у Милоша на шее. Потребовалось немало усилий, чтобы оторвать эту каучуковую куклу Левого берега от парня.

- Не шуми, тогда она нас не услышит. Она уже спит давно.

- Но что мы будем завтра утром делать?

- Выспимся как следует.

- Но она наверняка меня увидит.

- Сделаем вид, что ты только что пришел. Кроме того, до утра всего час остался. Уже пять часов.

- Но она же выгонит тебя, если узнает, что я провел тут ночь.

- Прекрати молоть чепуху. Ш-ш-ш!

- Уф.

- Вот видишь, никаких проблем.

- Я слишком устал, даже раздеться нет сил. Эй! Ты что делаешь?

- Помогаю…

- Господи помилуй!

- Нет?

- Ну…

- Если ты и вправду устал…

- У?

- Если ты и вправду устал…

- Ш-ш-ш.

- Милош?

- У?

- Неужели люди и впрямь могут слишком устать?

- Клади свою голову вот сюда. И спи, мой ангел, спи…

- Он сказал «нет». Нет. Категорически. Без вопросов. Все семинаристы должны жить в общежитии. Исключений из правил не бывает.

- О!

Епископ, русский старик с поросячьими глазками, епископ Рытов. Милош пришел к нему второго октября, перед началом занятий, и попросил аудиенции.

Накануне вечером мы проговорили несколько часов в нашей комнате в «Отеле дю Миди».

- Я попытаюсь продолжить. Ты даже не представляешь, какое это будет разочарование для моих родителей, если я передумаю по причине, которую они не в состоянии принять…

- Ты хочешь сказать - по причине, которую ты сам не в состоянии принять, - прервала я его.