Книга Мочалкин блюз, страница 19 – Акулина Парфенова

Вышедший поприветствовать гостей, представиться в должности нового вице-консула и представить заявленных в программе писателей Джеймс Кораблев, как я его про себя называла, единственный носил здесь костюм, ибо он единственный был на работе. Кораблева надела красивое, удивительно скроенное по косой черное трикотажное платье. Мне она всегда казалась милой и даже в этом «черном» окружении не сливалась с остальными дамами. Я представила Остина Шериданам. Кораблева его одобрила.

Спустя пятнадцать минут я поняла, что поспешила с выводами и несколько человек мне все-таки знакомы. В толпе я вычленила одноклассницу Бородину. Она переводила для писателей. Высокий Ирвин Уэлш смотрел поверх толпы отрешенным прозрачным зеленоватым глазом и говорил с шотландским акцентом жителя Эдинбурга, который, к удовольствию, я уверена, Бородиной, в лучшую сторону отличается от непереводимого наречия шотландцев из Глазго. Симпатичнейший бритый и кареглазый кокни Дуги Бримсон, похожий на пирата и пишущий о футболе и футбольных фанатах, употреблял ненормативную лексику. А маленькая, с красивыми белокурыми волосами, голубыми глазами и большой грудью сочинительница дамских романов Изабель Вульф выдавала тираду за тирадой на мягком глобише. Это – правильная и понятная всем смесь Южной Англии и Лондона. Похоже было, что писатели устали друг от друга. Но Бородина была на всех одна, и им волей-неволей приходилось держаться рядом.

Пожалуй, только Изабель Вульф в цветастом платье в зеленых тонах и светлых замшевых сапогах являла яркое пятно среди присутствующих женщин. Я заметила, что другие тоже обратили на это внимание и приняли к сведению.

Позже мне попались на глаза одетые, естественно, в черное Одинцова и Сологуб, учившиеся со мной на одном курсе журфака, и Благовещенский, окончивший его на пару лет раньше.

Я разыскала в толпе Кораблеву и спросила ее, какой легенды мне придерживаться по поводу прошлого и настоящего.

– Скажи, что приехала из-за границы и ищешь работу по заказу в каком-нибудь приличном издании. Не надейся, что тебе прямо сегодня что-нибудь обломится. Главное – начать.

Я предупредила Остина, что намерена отчаянно врать знакомым. Он обещал подыгрывать. Взяв его за руку, я решительно направилась к Одинцовой и Сологуб с целью возобновить знакомство. К их чести, обе они немедленно меня узнали и вроде бы даже обрадовались. Обе они, как выяснилось, занимали руководящие посты в глянцевой питерской прессе. Я познакомила их с Остином, расписала его достоинства, и обе мои тощие однокашницы немедленно попросили у него по визитке, намереваясь записаться на прием. Но визиток у Остина с собой не оказалось.

Мы обменялись мнениями по поводу вечеринки, присутствующих, поговорили о погоде, и тут я поняла, что нужно как-то действовать. Я кратко изложила девицам чрезвычайно драматичную и на девяносто процентов вымышленную историю своей жизни. В которой, в частности, говорилось о том, что мне удалось основать в стране Х чрезвычайно успешное агентство по найму уборщиков жилых помещений среди бедных иностранцев. Что в связи с этим я приобрела некоторые средства и, что самое интересное, колоссальные знания. Эти знания были связаны с особенностями правильной, основанной на новых технологиях и жесткой логистике, уборки дорогостоящего жилья, которые неведомы ни новым русским хозяевам, ни новой русской прислуге. Однако проза жизни утомила меня, я продала свой бизнес знакомой чешке и вернулась домой в надежде на новые интересные занятия.

Похоже, я придумала ерунду, потому что никакого энтузиазма по поводу моих знаний девицы не высказали.

– Отличный костюмчик, – сказала Одинцова. – Зря только ты в эту шаль обмоталась, и цветочек – дрянь.

И отошла.

Сологуб же, наоборот, взяла меня под руку и склонилась к моему уху:

– Янушкевич, а у тебя с этим доктором серьезно?

Суки, подумала я, суки драные.

– Ну как тебе сказать. Мне он не особенно нравится. Но бегает за мной как собачка.

– Хочешь сказать, как кобелек. Может, уступишь тогда?

– А ты мне что? – Я решила переть напролом.

– А что тебя интересует?

– Работа.

Сологуб пару минут почесала репу.

– Напиши мне серию заметок, посвященных специфике уборки разных наворотов, типа уход за сауной или бильярдной, или за какими-нибудь коллекциями. Ну, короче, сама придумай и пришли мне план по и-мейлу или сразу пробный материал. Хорошо напишешь – заплачу денег.

– Сологуб, ты замужем?

– В разводе.

– Тогда зачем тебе докторишка, он же бедный?

– За кого ты меня принимаешь? Я сама прекрасно зарабатываю.

– То есть ты его не замуж хочешь?

– Что я, больная? Зачем мне второй раз такое счастье?

– Тогда заметано. Ты печатаешь мою первую заметку – он приходит к тебе на свидание. Но дальше – ты уже сама.

– Отличный костюмчик, – улыбнулась Сологуб. – Только кеды – не в тему.

И она присоединилась к Одинцовой.

Благовещенского, с которым много лет назад у меня чуть не завязался роман, я решила оставить на потом.

И отправилась искать туалет. В коридоре кто-то обнял меня сзади. Это был Остин – моя конвертируемая валюта.

Я не торопилась вырываться, потому что теперь сильно от него зависела. Потребуется вся моя женская хитрость, чтобы дело выгорело, чтобы Остин не обиделся и при этом не форсировал события.

– Остин, ты нетерпелив, как подросток, а у меня, между прочим, холодный северный темперамент. И если ты меня немедленно не выпустишь, то я описаюсь. Кстати, мне что-то нехорошо на желудке, должно быть от шампанского.

– Тебе категорически нельзя шампанского, я думал, что ты знаешь. Маалокс у тебя с собой? Впрочем, его можно будет принять только через час.

Остин погрустнел, так как прекрасно понимал, что желудочные боли не способствуют романтическим играм.

На самом деле я не пила шампанского, но что мне было еще придумать?

– Не расстраивайся. Поезжай домой. Я тоже поеду, только переговорю еще с одним знакомым перцем. – Я имела в виду Благовещенского. – Если хочешь, встретимся на выходных.

Остин заметно обрадовался.

Для укрепления эффекта я обняла его за шею и поднесла свои губы к его губам. Но в миллиметре остановилась, убрала руки и сказала:

– Ну все, иди.

Он качнулся было ко мне, но затормозил и послушно, хотя и неохотно удалился.

Возвращаясь из туалета, я додумывала мысль о том, какой дрянью считал бы меня Остин, если бы знал, как я намерена с ним поступить.

Но то, что я увидела, возвратившись, напрочь отбило у меня всякую мысль об Остине.

Посреди приемного зала обнимались и хлопали друг друга по спине, как давно не видевшиеся друзья, Джеймс и Глеб. Глеб был одет весьма скромно: в голубые джинсы, белую рубашку навыпуск и темно-синий бархатный пиджак. Стоя ко мне спиной, он расцеловал в обе щеки Кораблеву, которая, увидев, что я вошла, принялась жестами звать меня к себе.