Книга Подсадной кролик, страница 11 – Фаина Раевская

— Знаю, — буркнул Алексеев, — ты их расчленяешь и спускаешь в унитаз. Подумать не даст.

От такой наглости я онемела. Правда, длилось это недолго. Набрав в грудь побольше воздуха, я уже хотела разразиться гневной тирадой о недобросовестных работниках, которые спят в тот момент, когда подзащитной угрожает серьезная опасность. Ромка, увидев, как расширились у меня глаза и расправились плечи, спросил:

— Чего ты хотела, Жень?

— Топай в магазин, мыслитель, если хочешь поесть по-человечески. Список продуктов и деньги на столике в прихожей.

Я осталась одна. Стало страшно.

«Славка, милый, ты прости меня, ладно? Честное слово, я найду того, кто тебя убил. Не сложилось у нас, что ж поделаешь... Ты дорог мне как друг, товарищ, одноклассник. Не смог бы ты быть со мной, честное слово, — такой доверчивый, мягкий. Видишь, Славик, жизнь как распорядилась — убили тебя... Как ни крути, а моя вина в этом тоже есть. Может, не выпей ты стакан водки, все было бы иначе. А помнишь...»

Мне исполнялось восемь лет. Мама устроила детский праздник, а я, пользуясь случаем, пригласила всех своих одноклассников. Славик Ковалев понравился мне еще первого сентября. Огромный портфель почти совсем скрывал его прекрасные глаза и тогда еще небольшой рост. Я безумно приревновала будущего одноклассника к девице, сопровождавшей мальчика в школу. Может, поэтому и плюнула в его тетрадь именно в светлый праздник первого звонка. Третьего сентября был мой день рождения. В принципе, я хотела пригласить только Славика: кроме него, никто не был мне нужен. Однако это могло показаться слишком вызывающе, и я созвала весь класс. Ковалев, как истинный джентльмен, пришел самым последним, когда я уже отчаялась его увидеть... С тех пор мы были неразлучны вплоть до окончания школы. В середине восьмого класса я неожиданно поняла — Славка меня любит, а я его к тому времени уже разлюбила. Он добросовестно получал двойки по всем предметам, невероятно мучаясь неразделенным чувством, носил мой портфель (я даже несколько раз подкладывала туда кирпич с целью проверки выносливости кавалера), угрюмой тенью сопровождал меня до дома, мешая при этом ухажерам из старших классов, удостоенным моего внимания. Всем стало ясно, что Ковалев — герой не моего романа. Как может быть интересен человек, у которого ты списываешь алгебру, химию и физику и которому пишешь сочинения и проверяешь диктанты? На выпускном вечере Славка признался мне в любви и предложил выйти за него замуж. Слегка захмелевшая от выпитого шампанского, я лишь засмеялась. Славик резко повернулся и ушел с праздника...

Прошло несколько лет. До меня доходили слухи об успехах одноклассника. По правде сказать, меня это мало волновало — школа осталась далеко позади. Институт, новые увлечения, безумные романы, недолгое замужество — все способствовало изгнанию из памяти любившего меня человека. Родители только вздыхали, правда, весьма громко, по поводу несостоявшейся любви и неродившихся внуков. Мое легкомыслие повергало их в состояние глубокого уныния.

«И в кого ты такая?» — вопрошал меня папашка, воздевая руки к небу. Мама лишь скорбно молчала. На долгих десять лет я благополучно забыла о школе, об одноклассниках, о Славке. Теперь судьба заставляет меня расплачиваться за ошибки молодости.

Тихо грустя, я достала визитку, полученную мною накануне гибели школьного товарища. Служебные телефоны мало меня интересовали. Гораздо больший интерес вызвали номера, записанные Славкой на оборотной стороне карточки.

«Надо позвонить, выразить соболезнование и заодно узнать, когда похороны», — решила я. Прислушавшись к себе и не обнаружив присутствия внутреннего голоса, я дрожащей рукой набрала номер.

— Алле, — прокричал в трубку звонкий детский голос.

И вот тут силы покинули меня, я бросила трубку и разрыдалась. Слезы текли рекой по щекам, глухие всхлипы вырывались из груди, а в мозгу жарким пламенем горела мысль:

«Прости, маленький!»

Хлопнула входная дверь — это вернулся главный снабженец. Я быстренько вытерла слезы, не могла же я предстать перед подчиненным слабой женщиной, глубоко вздохнула и пошла разбирать сумки с провизией.

— Ты чего накупил, нечистая сила, а? Где картошка, масло, хлеб? Кто будет есть твои рыбные палочки, дурья башка? А котлеты из бумаги? Даже мой котик, умница, не ест это вторсырье, — ознакомившись с содержимым пакета, я пришла в состояние дикой ярости. — Ты даже сигарет не купил. Как выходить за тебя замуж, скажи, пожалуйста?

Ромка опешил:

— Женька, ты собралась за меня замуж?

Я опомнилась.

— Не бери в голову. Это я не подумавши ляпнула.

— Нет, подожди, тут надо разобраться.

— Нечего разбираться, надо твоей утробе ненасытной обед готовить. Сейчас пожарю тебе эти вот палочки, и кушайте на здоровье, господин хороший.

Роман вышел и через минуту вернулся, неся в руках еще один пакет, в котором лежали продукты точно по моему списку. Я устыдилась и потупила глазки.

— Ромочка, тебе картошку пожарить или сварить? Как ты любишь?

— Лучше бы ты замуж за меня вышла, — пробормотал обиженный сосед.

— Я обещаю подумать над этим сразу после окончания расследования, — сказала я, — Ром, а как ты думаешь, может, не надо ничего отдавать орангутангу? Меня же все равно не будет дома.

— А кто сказал, что нужно что-то отдавать?

— Ты же и сказал, — напомнила я.

— Так это когда было! Сейчас у нас планы переменились. Вот пообедаем и пойдем потихоньку в фотосалон, а оттуда — к моему дружку прямым ходом. Ты, Жень, много-то не разговаривай, а готовь чего-нибудь, — распорядился Ромка.

— Ты, конечно, думать пойдешь.

— Нет, я уже подумал, спасибо. Лучше я картошку почищу, — вздохнул он и принялся за дело.

Обед прошел в полном молчании. Я знала, что мой визави прием пищи считал делом почти священным, требующим полнейшей сосредоточенности и глубокого погружения, поэтому в процессе еды он не забивал голову мыслями. Когда тарелки были опустошены, глаза Романа постепенно стали приобретать осмысленное выражение, а на лице появилась довольная улыбка:

— Ну, пора в дорогу собираться.

— Хоть бы спасибо сказал, Гаргантюа, — обиделась я.

— Спасибо, конечно, только я тоже не на диване валялся.

Справедливость была восстановлена, когда Ромка почти добровольно остался на кухне мыть посуду, а я отправилась собирать вещи. Вскоре мы выходили из подъезда. К моему великому изумлению, первое, что я увидела, была машина Ковалева.

— Ромка, смотри, машина.

— А я думал, паровоз, — рассмеялся сосед.

— Это Славкина машина.

— Здорово! Еще бы ключи — и цены бы ей не было.

— Ключи у меня дома, на столике в прихожей. Только почему я вчера ее не видела? — удивилась я.