Книга Жили-были двое, страница 52 – Екатерина Риз

— Чему ты радуешься, не расскажешь?

— Я не радуюсь, — воспротивился он. На постель сел и подушку себе под спину подсунул. Сашу разглядывал. — Пытаюсь пережить недоброе утро. И не ворчу, как некоторые.

Саша обернулась на него, оценила вольготную позу, и вспыхнула, встретив Толин взгляд. И ляпнула:

— Я ничего не помню, так и знай.

Он засмеялся.

— Врёшь.

Она ещё сильнее покраснела, аж уши защипало. Отвернулась от него, вытащила из шкафа джинсы и футболку, и к себе прижала.

— Толя, чего ты добиваешься?

Улыбка на его губах померкла, Ефимов даже руками развёл после секундного раздумья.

— Ничего я не добиваюсь, Саш. Просто не хочу, чтобы ты создала в своём воображении трагедию.

— Нет никакой трагедии, — воспротивилась она. — Посидели, выпили, тебя пожалели — не впервой.

— Это точно.

— Вот-вот, — поддакнула Саша. — И ничего воображать я точно не собираюсь, а уж тем более из-за этого страдать. Так что, вставай с постели, убирай одеяло и подушки в шкаф и иди в душ.

Толя хмыкнул.

— А потом?

— А потом… — Саше каждое слово с трудом давалось, точнее, с трудом на ум приходило, от усилий аж мутило. — Потом я накормлю тебя завтраком, и ты поедешь домой.

— Малыш.

Она просверлила его взглядом.

— Ещё раз это произнесёшь, и я тебя точно убью. Иди в душ.

— Иду. Свирепая женщина.

Нужно было побыстрее накормить Ефимова завтраком и отправить восвояси. Сама Саша на еду смотреть этим утром не могла, только кофе поторопилась выпить, и буквально заставила себя откусить от бутерброда. Знала, что нужно себя перебороть и вскоре станет легче, сколько раз об этом от Старикова слышала, который страдал с похмелья с завидной регулярностью. Но больше, чем на один укус её не хватило. Положила бутерброд на тарелку и допила кофе. Зажмурилась, чувствуя, как в висках кровь стучит.

— Плохо тебе? — спросил Толя, подойдя сзади и обнимая. Вздохнул ей на ухо, а Саша в волнении подумала о том, что от Ефимова её зубной пастой и мылом пахнет. Это было неправильно и совершенно лишним. Не хватало ещё к нему привыкнуть. Но просто взять и освободиться от его объятия, оттолкнуть, не смогла. Он губами к её волосам прижался, её обнимал, достаточно крепко, а Саша боялась думать о том, что это значит. В его исполнении этим утром.

— Голова болит, — призналась она.

Толя её волосы ладонью пригладил, разглядывал скромную серёжку в её ухе. После чего заверил:

— Пройдёт.

— Знаю, что пройдёт.

Его руки остановились на её талии, сжали, а Саша, осознав, что его пальцы сжимаются чересчур крепко, сделала попытку вырваться. Решив подкупить:

— Ты завтракать будешь?

— Конечно, буду. На мой аппетит похмелье не влияет.

— На твой аппетит ничего не влияет, — не удержалась она. — Даже приступ аппендицита, я помню.

Толя усмехнулся.

— Что поделаешь. — Он за стол сел, взял бутерброд, а Саша перед ним тарелку с яичницей поставила. Яичница была большая, как луна, с зеленью, помидорами и кусочками болгарского перца. Ефимов потянул носом запах, что от неё исходил, и от удовольствия даже зажмурился. — Давно я нормально не завтракал.

— С таким аппетитом надо бы самому учиться готовить.

— Времени нет. Но себе зарок дал: вот уйду на пенсию, и буду учиться кулинарным премудростям. — Толя глаза поднял и улыбнулся широко.

Саша же только кивнула.

— Смешно.

— Почему? Совершенно не смеюсь.

— Толя, ешь. — Она снова взглянула на часы.

— Когда он придёт?

— Я позвоню тёте…

— Так звони.

Саша остановила на нём выразительный взгляд. Ефимов с аппетитом жевал, что совсем не помешало ему весело хохотнуть под её взглядом.

— Малыш, мы вроде оба взрослые люди.

Саша заварила себе чай, сделала осторожный глоток, откровенно избегала Толиного взгляда.

— И что это значит? В твоей версии?

Он разглядывал её в упор, жевал и молчал. Достаточно долго молчал.

— Сань, ты мне нравишься.

Она усмехнулась, смотрела за окно, а не на него.

— И что я должна сделать сейчас? Упасть тебе в ноги?

Толя прожевал, вилку отложил и носом повёл, недовольно.

— Саша, ну перестань. Я тебе вчера сказал, что всё… Поклялся тебе.

Саша со стуком поставила чашку на стол.

— Мне какое до этого дело?! Мне всё равно, Толя! Я больше не буду участвовать в этом! У вас всё, у вас не всё, а я — когда ты оголодаешь или заскучаешь!

Она хотела пройти мимо него, выйти из кухни, но Толя успел её перехватить. Обхватил сильной рукой поперёк талии и довольно легко усадил её к себе на колени. Саша от бессилия даже по плечу его стукнула и с неподдельной злостью ему в лицо уставилась.

— Отпусти.

Он тоже на неё смотрел, потом руку поднял, волосы ей за ухо заправил.

— Имеешь право злиться. И даже ненавидеть.

Он едва заметно кивнула.

— Имею.

— Ну и пусть. Я же не спорю. — Толя голову опустил и прижался лбом к её груди. И почти тут же улыбнулся. — А сердце-то как бьётся.

То, что он поймал её на волнении, показалось обидным, и Саша его голову попыталась оттолкнуть.

— Перестань. — А когда ей это не удалось, выдохнула: — Не нужен ты мне.

— Врёшь. Как раз я тебе и нужен.

Саша зло рассмеялась.

— Ты просто невыносим.

— Бываю и таким, — не стал он спорить. За подбородок её взял, и Саше пришлось смотреть ему в лицо. — Сань, поверь мне один раз.

— Почему?

— Потому что, — сказал он и на этом запнулся. Саша вопросительно вздёрнула брови, его ответа ожидая, а Толя снова её погладил, слова подбирая.

— Хороший ответ, — похвалила она, так ничего и не дождавшись.

— У меня есть ещё один, — сознался он, — более конкретный.

А Саша, осознав, да и почувствовав, что он в виду имеет, с колен его поторопилась вскочить.

— Идиот.

— Чего идиот-то? — возмутился он. — Это естественная реакция моего тела на твоё. Весьма показательная, кстати.

— Да, да. У тебя такая реакция на всех женщин вокруг.

— Малыш, ты мне льстишь. Мне уже давно не двадцать. И даже не двадцать пять.

Саша в негодовании ткнула пальцем в его тарелку.