Книга Манящий запах жареной картошки, страница 66 – Ирина Степановская

— Вот здесь — хижина Визбора. — Я ткнула палкой в один из сараев, занесенных снегом.

— Откуда ты все знаешь? — Он с уважением посмотрел в указанном направлении, а я опять закусила губы. Вовсе ему ни к чему знать, что я это все уже имела счастье лицезреть.

— Читала. Зайдем в кафе? Выпьем чаю?

— Лучше глинтвейна. За наше путешествие.

— Да.

Я и забыла, что теперь везде подают глинтвейн. С корицей или без корицы, в стеклянных кружечках с ручками, в специальных бокалах или просто в пластмассовых стаканчиках, но теперь каждая фирма и фирмочка, владеющая хоть какой-нибудь невысокой горкой, парой подъемников и домиком для переодевания, больше похожим на гараж, считает своим долгом поить лыжников глинтвейном. Ну что ж! В «Ае» глинтвейн подавали в стаканчиках. Еще там были очень вкусные хичаны с мясом и сметаной, но их я наелась до тошноты в прошлый раз.

— Может, посидишь тут, если устала? — сказал Сережа после того, как мы выпили глинтвейна и чая с лимоном, чтобы восполнить недостаток жидкости. — Я пройдусь разок до самого низа, поднимусь и вернусь за тобой! А ты пока подумаешь, куда нам ехать дальше — опять вниз или еще раз наверх.

— Только не здесь! — сказала я с твердостью, характерной для гранита. — Вниз так вниз, но только вместе! Если наверх — я тоже с тобой. Одного я тебя не отпущу!

— Что я, маленький, что ли? — обиделся он.

— Здесь сидеть не хочу! — заявила я, и мы покатились вниз. В целом довольно успешно, если не считать жуткого по проходимости «горлышка» в долину, называемого из поколения в поколение «трубой». Впрочем, крутые лыжники преодолевали «трубу» с поразительной ловкостью, Сережа последовал за ними, а я сползла точно муха, огибая каждый бугор. Он терпеливо ждал меня, сидя на каменном бордюре внизу, подставив лицо солнцу.

Я с как можно более веселой улыбкой подкатила к нему.

— Молодец! Теперь наверх? — похвалил он меня.

— Угу! — Я решила следовать за ним по пятам, хотя больше всего мне опять хотелось упасть где-нибудь с бутылкой минеральной воды и чтобы меня не трогали.

Второй подъем и спуск прошли так же, как первые, с той лишь разницей, что теперь, в самый полдень, солнце стало жарить в лицо и мы обливались потом.

— Надо раздеваться, — сказала я и стянула с себя свитер. Сережа тоже снял свой и засунул его в наш рюкзак.

В этот день мы еще немножко покатались на самой вершине. Перед нами был открыт весь небесный свод. Верхний край Чегета, заваленный тоннами снега, будто вгрызался в яркую синеву остроконечными каменными резцами. Сбоку же возвышался Эльбрус — две его огромные снежные шапки, казалось, настолько близки, что можно до них дотронуться рукой, однако Приют Одиннадцати чернел на его боку только еле видимой маленькой точкой, а станции подъемников вовсе не были видны.

В следующие два дня мы опять катались вверх-вниз до изнеможения, потом пили чай и глинтвейн в «Ае», и опять вверх-вниз. Молодое Сережино тело требовало нагрузки, я же мечтала об одном — где-нибудь прислониться к нагретой солнцем скале и на время затихнуть, как божья коровка, вылезшая слишком рано по весне на первое тепло. Но пока я не могла себе этого позволить. Еще не хватало, чтобы какая-нибудь алчущая девица легким поворотом лыж отобрала у меня мою любовь. Утром же четвертого дня мышцы мои наполнились неподъемной тяжестью, глаза налились кровяными прожилками, в висках стучало, и я поняла, что не смогу сделать на горе ни шагу.

«Значит, судьбу не обманешь», — подумала я и сказала Сереже:

— Ты иди катайся, если в состоянии, а мне необходим день отдыха. Я должна полежать и попариться в сауне. Иначе мне не выдержать проверки Чегетом. Не беспокойся, я не буду скучать!

— А я и не беспокоюсь! — Он наклонился ко мне, поцеловал в щеку, схватил свои лыжи и убежал к подъемнику, а следом за ним, переглядываясь и хихикая, устремились девчонки — те самые, в знакомых комбинезонах — белом и цвета металлик. Они сидели в столовой недалеко от нас, и я видела, как хищно они поглядывали на моего Сережу. И я осталась одна на весь длинный без Сережи день. Записалась в сауну, побродила по опустевшему холлу и решила выпить чашечку кофе.

«Чегет не любит «чайников», это верно, — думала я, сидя в одиночестве за своим столиком и сбоку разглядывая витые рога, приделанные к каминной трубе. — Но разве могу я в самом деле рассчитывать, что он всю жизнь проведет со мной? Он все равно скоро меня покинет, и тогда я останусь одна…»

— А вы почему не катаетесь? — вдруг услышала я чей-то негромкий голос, вторгшийся в мои печальные размышления.

— Устала, — честно ответила я, поднимая глаза. Передо мной стоял Михаил в полном спортивном облачении — довольно истертом горнолыжном комбинезоне, шапочке и перчатках. Только лыж при нем не было — они хранились в подвале, в сушилке.

— Не возражаете, если я присяду?

Он принес себе кофе с коньяком, а потом, решив, что рюмочка-другая с утра не повредит и мне, раз я не катаюсь, принес еще кофе, коньяка и орешков, и я подумала, что он собирается начать мне изливать душу. Но начал Михаил по-другому:

— Вы на Чегете катаетесь?

— Ну да. — Я удивилась этому вопросу. Большинство мужчин слабо интересовала моя персона. Как правило, они заводили со мной разговор, чтобы рассказать о себе.

— А я на Эльбрусе. Там легче и приятнее.

— Вот это да!

Теперь я удивилась по-настоящему. По моим наблюдениям, все, кто хоть когда-нибудь проползал Чегет сверху вниз на лыжах ли, на пятой ли точке, потом с гордостью рассказывали окружающим, какие они крутые горнолыжники. А тут что я слышу: Чегет не по силам!

— Я тоже не люблю и боюсь этой горы, — ответила я. — Она для меня слишком крута и сурова. Но мне не хочется портить удовольствие Сереже, а ему там нравится.

— Этому молодому человеку?

— Да.

Михаил помолчал, потом залпом, будто для храбрости, выпил свой коньяк.

— А вы не хотите завтра покататься со мной на Эльбрусе? Там гораздо мягче спуски, и от станции Мир вниз идут такие ровные и гладкие снежные поля, что кататься на них одно удовольствие. Вам там понравится, вот увидите!

Я помолчала, потом спросила:

— А как же Сережа?

— Поверьте мне, — голос Михаила звучал печально, — ему гораздо больше понравится кататься с девушками своего возраста.

Я покраснела.

— Я был женат, — так же грустно продолжал Михаил, глядя не на меня, а в свою рюмку, — на прелестной девушке, моложе меня на восемнадцать лет. Причем она говорила, что очень меня любит. И мы действительно прожили чудесных пять лет. А потом приехали сюда, и ее увел от меня красавец в модном комбинезоне, ас катания.

— Его звали Вадим? — отчего-то спросила я.

— Не имеет значения, да я и не спрашивал, как его звали, — ответил Михаил. — Эта гора, Чегет, не любит таких людей, как я. Эта гора для нахальных молодых смельчаков, а вы, уж извините, я вижу, тоже не из такой породы.