
Онлайн книга «Друзья и возлюбленные»
В конце концов Джина уговорила ее принять душ и лечь. — Я не буду снимать украшения. Не буду! А вдруг придется бежать туда среди ночи? — Хочешь, я останусь с тобой? Мне не трудно… Ви смерила ее злобным взглядом. — Вот как! Сначала Дэну не разрешают делать что хочется, а теперь и мне! У меня есть телефон, черт подери! Забери свое молоко и проваливай. Позвоню тебе утром. Джина наклонилась к матери, пахнущей горем и «Красными розами». — Не хочу бросать тебя одну… Ви закрыла глаза. — Зато я хочу побыть одна! — Обещай, что позвонишь… Она кивнула. На прикроватной тумбочке, среди лаков для ногтей, рукоделия и конфет была фотография Дэна, снятая позапрошлым летом. Позади нее, в рамке побольше, стояло фото Джины и Софи, широко улыбавшихся и в соломенных шляпках; Фергуса на снимке не было. Джина поцеловала Би в щеку. — Поспи. Та фыркнула. — Скоро он вернется домой, вот увидишь. После больницы и маминого дома воздух на улице казался особенно чудесным. Глубоко дыша, Джина постояла немного в тихой, мерцающей летней темноте. Вечером она звонила Софи, и той захотелось навестить Дэна. — Сегодня не стоит, милая. Он уже спит. — Тогда я зайду к бабушке. — Я сейчас попробую ее уложить. Она очень переживает и злится. Давай подождем до утра, пока она не успокоится. — Ну, раз мне никого нельзя навестить, — сердито проговорила Софи, — я пойду в кино. С Джорджем. — Я ведь не запрещаю, милая, я только о них забочусь… — Не волнуйся, — грубо перебила ее Софи. — Я пойду в кино. А спать останусь тут. — Она повесила трубку. — Это была Софи? — Да… — Она придет? Джина с трудом удержалась, чтобы не заявить: «Она больше хочет в кино». Вместо этого она сказала, что Софи заглянет утром. — Что ты ей наговорила? — подозрительно спросила Ви. Джина посмотрела на небо — глубокое, темно-синее и усыпанное звездами. И почему она не знает созвездий? Фергус ведь давно увлекался астрономией. Она чувствовала себя измотанной и одновременно встревоженной. Мысль о тихом пустом доме ее ничуть не радовала. «Заходи когда угодно», — сказал ей Лоренс. Она посмотрела на часы, сверкающие в тусклом свете, будто маленькая луна. Полдвенадцатого. Уже, наверное, поздно. Хилари жутко устала к концу дня… Можно пройти мимо «Би-Хауса» и посмотреть, горит ли свет, есть ли еще клиенты в баре, допивающие напитки, пока Дон полирует бокалы и краны пивных бочонков. Если да, то она зайдет; если нет, вернется домой и съест тост, который начала готовить девять часов назад. На первом этаже светилось единственное окно: над барной стойкой горела лампочка, освещавшая не слишком хорошую акварель, на которой были изображены сад «Би-Хауса» и стена с вырубленными в ней нишами для ульев, — картину нарисовал и подарил им один из постояльцев. Джина подошла ближе. Скатерти со столов уже сняли, возле двери на кухню стоял пакет с мусором. Из-под двери выбивалась полоска света. Джина обогнула дом. На кухне действительно горел свет, отбрасывая длинные прямоугольники на викторианский мощеный двор. Джина подошла к одному прямоугольнику и, не заходя в него, посмотрела в окно. За столом напротив друг друга сидели Лоренс и Хилари. Перед Лоренсом стоял бокал вина, Хилари пила что-то из кружки. Она обхватила ее обеими руками, а очки подняла на голову, так что ее волосы топорщились, словно густые темные перья. На Лоренсе был фартук — он никогда не носил поварских костюмов — поверх обычной одежды. Кухня сверкала чистотой, а на столе лежала кассета яиц для завтрака. Джина постучала в дверь кухни. Голоса смолкли, послышался звук отодвигаемого стула, а затем шаги Лоренса. — Кто там? — Это я, Джина. — Господи! — воскликнул Лоренс, распахнув дверь. — Что случилось? — Со мной ничего, — ответила она, моргая на свет. — Это мама… Я не хотела вас беспокоить, но у меня был такой трудный день, я просто не могу сейчас пойти домой… Хилари встала и вернула очки на нос, затем быстро поцеловала Джину в щеку. — Так что случилось? — Дэн… бедный Дэн. Ему стало плохо, он упал в обморок, и мама нашла его еле живым. Он почти ничего не помнит. Сейчас лежит в больнице, а мама страшно волнуется. Я весь вечер пыталась уложить ее в постель. Хилари взяла чайник. — Чаю? — Или вина, — предложил Лоренс, — хорошего южноафриканского мерло. Бедный Дэн… И Ви тоже. — Нет, я не останусь, только на минутку заскочила. Чтобы с кем-нибудь поговорить. Лоренс усадил ее на стул Хилари. — Не глупи, конечно, ты останешься. Хотя бы выпей вина. Мы тут говорили о Джордже. Переживаем за него. — Давай-ка начистоту, — сказала Хилари, поставив чайник на место. — Это я переживаю. А ты, как обычно, уговариваешь меня не вмешиваться и предоставить ему выбор. Беда в том, что он не желает выбирать! Ему нужны помощь и наши советы. — Она посмотрела на Джину. — Что говорят врачи? — Что-то про аортальный клапан… — Так это не стенокардия? — Вроде нет… — Странно. С такими вещами не шутят. Лоренс придвинул к Джине стакан вина. — Ой, только не пугай меня. Не зря же я весь вечер успокаивала маму. — Знаешь, лет тридцать назад пациентам с пороком клапанов аорты даже запрещали жениться. — Хилари, перестань, — мягко произнес Лоренс. Та бросила на него недовольный взгляд. — Они ведь по-настоящему любят друг друга, — сказала Джина. — Да… — В больнице мама на всех орала. Потом на меня. Она в ужасе. — Еще бы. Хилари оперлась на стол и зевнула. — Вот и Джордж в ужасе, — сказал Лоренс. — Не знает, чего хочет, и боится стать никем. Мне очень жаль Дэна. И Ви, конечно. — Да. — Мне тоже их жаль, — проговорила Хилари, — но я уже валюсь с ног. Меня совершенно вымотали постояльцы из второго номера. Такие все из себя обходительные, асами вечно жалуются: «Надеемся, вам не составит труда заменить подушку или полотенце, или лампочку, или сорт чая…» Жуть! Лучше бы нагрубили. — Она обняла Джину за плечо. — Мне пора спать. Если хочешь, поговори с Лоренсом. И не волнуйся зря. Утро вечера мудренее. — Я ненадолго, обещаю! Мне нужен короткий перерыв между мамой и собственным пустым домом. Хилари послала им воздушный поцелуй и вышла, закрыв за собой дверь. Лоренс повесил фартук на стул и сел напротив Джины. |