Онлайн книга «Тень евнуха»
|
Похоже, он меня не расслышал, потому что продолжал рыдать, лежа на письменном столе. Тут уж ничего не поделаешь: на меня всегда производит тяжелое впечатление, когда мужчины плачут, и эти слезы заставили меня немедленно забыть о наших разногласиях. Я решил тихонько похлопать его по спине: «Послушай-ка, Пере, братишка, что случилось?» Дон Пере Женсана, Беглец, встревоженно поднял голову. Сделав над собой усилие, чтобы перестать рыдать, он достал платок. Он был напуган моим появлением. И пожалуй, рассержен. – Ничего. – Ну да, конечно, ничего, да ничего хорошего. – Я сел в кресло перед письменным столом, то самое кресло, в котором обычно читал. Чтобы не сидеть без дела, я принялся набивать трубку, из тех, что лежали на столе. – Если не хочешь мне ничего рассказывать, то и не надо. Но если я могу тебе помочь… – Нет, ты не можешь мне помочь. – И как ее зовут? – Хотел бы я, чтоб это были дела сердечные. – Вот оно как… Серьезная, выходит, штука. – Я разорен. Мне не на что купить новые станки, и я уже не конкурент Лозано. – Ты уже давно так говоришь. – Но теперь дошел до последнего предела. – И что ты собираешься делать? – Сбежать отсюда подальше. – Сукин ты сын. – Вот именно. А ты мне поможешь исчезнуть незаметно. – Еще чего. – Ты мне поможешь. Во имя нашей давней дружбы. – Сукин ты сын. И вообще, в каком смысле сбежать? – В прямом. – В одиночку? – Да. Только так я могу спастись. Я отложил деньжат и… – Совсем один? – Да. То есть нет. – С кем же? – С Марионой. – С блондинкой из отдела сбыта? – Ну да. – А как же Мария? – Мне жаль ее, но тут… – И твой сын? – Ну его к лешему. Он уже взрослый и ни разу не удосужился мне помочь. Надеюсь, что ты не возненавидишь меня, Микель, но именно так твой отец и сказал. – Послушай, Пере. Не буду я тебе в этом помогать. – Нет, будешь. – А не пошел бы ты, Пере. И тут настало Шестое Большое Разочарование. Пере поднял голову – в его глазах уже не было слез, – надел очки и посмотрел на меня холодным, твердым, просто алмазным взглядом, и мне показалось, что я смотрю в глаза его отцу, моему треклятому приемному отцу. Много мыслей разом пришло мне в голову. Я услышал, как бьют два часа колокола базилики Святого Духа, и если бы кто-нибудь прошелся в этот час по саду дома Женсана, в холоде утра, пока еще не взошло солнце, он бы увидел отблеск света из окна библиотеки, в которой Антоний Женсана Третий, Бастард, управлял фабрикой, а Маур Женсана Второй, Рогоносец, писал свои худшие сонеты, в которой Антоний Женсана Второй, Златоуст, сочинял свои самые пламенные и бесполезные речи, заставлявшие зевать депутатов каталонского парламента. Чего этот гипотетический и окоченевший прохожий, забредший ночью в сад дома Женсана, никак не мог бы себе представить, так это того, что в эти самые минуты Пере Первый готовил себе прозвище Беглец (и, по мнению некоторых историков, еще и Предатель). Этот фиктивный, но официальный наследник семейного имущества просил помощи у Маурисия Безземельного, сына Карлоты Возлюбленной, а потому единственного носителя настоящих генов семьи Женсана. И я почувствовал суровый и холодный взгляд Пере. – Я сказал: ты мне поможешь. – Ты шантажировать меня собрался, как твой отец? Он не ответил. Только поглядел на меня, и его глаза мне сказали: «А ты как думал? Я еще и не на то способен, тут пан или пропал, пригрожу, если что, всем рассказать, что пожизненный президент Общества любителей искусств – бесстыдный гомик и так далее». И, угадав это в его взгляде, я струхнул, поспешил согласиться, не позволив так низко пасть твоему отцу. Глубокой ночью глухим голосом я сказал ему: «Я помогу тебе, Пере. Во имя нашей давней дружбы». Так что твой отец меня не шантажировал: сам я себе все это устроил. – Спасибо, Маурисий. – При одном условии. – При каком? – Будь верен Великой Клятве. Мне пришлось напомнить ему о том, что много лет назад он мне торжественно поклялся, что будь что будет, но он перепишет дом на имя сына, чтобы мы его не потеряли. Тогда я не понял, почему он мне не сразу ответил. Через несколько дней я узнал, что, когда он во второй раз произносил Великую Клятву, дом Женсана был уже давно заложен. Поэтому теперь, когда я это пишу, у меня все еще звенят в ушах слова Пере Первого, Клятвопреступника. Он сказал: «Я даю тебе честное слово, Маурисий, во имя нашей давней дружбы». Я клянусь тебе, Микель: твой отец так и сказал. И с того момента твой дядя Маурисий Обманутый сделал много всего постыдного, Микель. Сколько раз мы друг друга спрашивали, с кем говорил твой отец в день своего исчезновения? Со мной. Я вас всех обманул, и полицию тоже. Я купил ему билеты на чужое имя. Я помог ему организовать кое-что с фальшивыми документами и молчал, молчал и молчал, несмотря на отчаяние твоей матери. И несмотря на твое молчание. Наверно, из-за этого у меня крыша и поехала. Я иногда думаю, что всегда был сумасшедшим. Иногда я не знаю, трусость ли сделала меня безумным или Шестая Большая Симфония и Клятвопреступление. Конечно, если я действительно сошел с ума. И все прошло как по писаному. Я молча вел машину после недели юридической и стратегической подготовки. После недели ужаса ведь я знал, что с этого времени не смогу смотреть в глаза Марии. По дороге в аэропорт, пока Пере Первый, Бессовестный, менял тапки на ботинки и надевал всю остальную, заранее приготовленную одежду, я ругал его не переставая. И я сказал ему, несмотря на молчаливое присутствие Марионы: «Поговори об этом с Марией». – Не надо. – Напиши ей. – Посмотрим. То есть в переводе – «не напишу». Твой отец почти такой же трус, как и я, Микель. И он заставил меня поклясться, что я никогда в жизни не расскажу о том, что сейчас тебе рассказываю, и поэтому то место, куда он уедет жить, навсегда останется тайной. И я поклялся – для того, чтобы и он сдержал свою клятву. А потом мы приехали в аэропорт. – Давай помоги мне. – Нет. Давайте-ка вы сами. Я вам теперь ни к чему. Пере Женсана Первый, Паршивец, благодарно похлопал меня по спине. Он уже лет сто ничего подобного не делал. – Я никогда не забуду твоей помощи. – И я не забуду. За две, три, четыре секунды молчания перед нами пронеслись все годы нашего знакомства. И мне пришла в голову ужасная мысль, что причиной всех бед, свалившихся на семью за последние годы, была тайная и страстная любовь прабабушки Пилар к американцу Пере Ригау. Или, скорее, дурацкая идея вести любовные дневники. Наверное, как раз эта последняя мысль и свела меня с ума. |