Книга Гармония Джейн, страница 45 – Райан Уинфилд

Здесь было много истории. Она смотрела с каждого рекламного щита, залитого желтоватым светом – тоже «под старину». Говорили о жизни, надеждах и мечтах. И естественно, о музыке, поскольку она была главной стихией, соединяющей и жизнь, и надежды, и мечты. Обоим казалось, что за их тенями следуют призраки Дженис Джоплин, Джими Хендрикса, Джима Моррисона: вечно молодых, вечно влюбленных в жизнь и музыку. Сам воздух бульвара был пропитан музыкой всех жанров и стилей, прекрасной поэзией и неисчерпаемыми возможностями творчества. Шон сказал, что бульвар хранит голоса всех знаменитостей, когда-либо гулявших по нему. Чтобы их услышать, нужно или хорошенько напиться, или не побояться прильнуть ухом к тротуару и вслушаться.

– Я слышу группу «Van Halen», – сказал Шон. – А ты?

– По-моему, «Poison». Нет. Вроде, «Mötley Crüe».

Они вошли еще в один бар, даже не посмотрев названия. Их встретил неоновый туман и оглушительные звуки музыки, усиленной электроникой. На какое-то время толпа оттеснила их друг от друга… Обыскавшись по всем углам, Калеб заглянул в туалет, где и нашел беднягу Шона. Тот стоял, скрючившись над унитазом, и исторгал съеденное и выпитое, бормоча, что больше никогда не будет пить. Если, конечно, останется жив. Калеб помог ему привести себя в порядок, после чего оба, взявшись за руки, пошли назад в «Кантерс дели». На этот раз Шон ограничился яичницей и кофе.

– У меня лилось из обоих концов, – рассказывал он, размешивая сахар в третьей по счету чашке кофе. – Настоящая «месть Монтесумы» ^[16].

– Чувак, мы же в Лос-Анджелесе, а не в Мексике.

– Думаю, это из-за улиток.

– Или из-за мартини, – предположил Калеб. – Ты же еще и текилой угощался.

– Все может быть, – отхлебывая кофе, согласился Шон.

В соседнем закутке две подвыпившие девицы вместе составляли ответы на эсэмэски от парней, с которыми они сегодня познакомились. Судя по комментариям, парни уже пытались затащить их в постель.

– А как тебе удается вообще не пить? – вдруг спросил Шон.

– Раньше я немного выпивал, – ответил Калеб. – Потом меня вдруг стало тянуть увеличить порцию или выпить в неположенное время. Я испугался и решил, что проще вообще не пить. Выпивка погубила моих родителей. Правда, мать погибла в аварии, но она пьяной села за руль.

– Но ведь в трезвом состоянии трудно писать песни. Все мои лучшие вещи были написаны, когда я хорошенько поднабирался. Конечно, не как сегодня. Выпивка помогает мне оторваться от земли.

Калеб кивнул, словно соглашаясь:

– Есть похожие способы оторваться от земли. ЛСД, марихуана или что-нибудь посерьезнее. Но в какой-то момент стропы обрываются, и ты шмякаешься обратно на землю. И бывает больно. Сам знаешь, скольких талантливых музыкантов это погубило. В какой-то момент я понял: по-настоящему отрываешься от земли, когда посылаешь подальше все эти стимуляторы.

– Это как? Писать музыку на чистом вдохновении?

– Когда тебе не нужно себя подстегивать, это тоже вдохновение. И путешествие к себе.

– Нечто похожее я читал в брошюрке сайентологов.

– Я тоже читал их брошюрки, – засмеялся Калеб. – У них другие путешествия. Мне такие не подходят. Я говорю о вдохновении, приходящем на трезвую голову.

Шон кивнул и залпом допил кофе. Потом заглянул в пустую чашку, будто собирался гадать на кофейной гуще.

– Знаешь, – сказал он, продолжая разглядывать узор гущи, – может, я и попробую бросить это на какое-то время.

– Я думал, все твои беды из-за улиток.

Шон улыбнулся и поднял голову:

– А о чем я, по-твоему, говорю? Неужели ты думал, что я брошу выпивать?

Калеб засмеялся и подозвал официанта.

Когда они вышли, ночное небо уже начало светлеть. Нечего было и пытаться поймать такси. Машины вообще исчезли. В гостиницу они возвращались пешком. Путь был долгим, но говорить почему-то не тянуло.

В гостинице Шон наскоро принял душ, собрал чемодан, потом спустился вниз узнать насчет автобуса. Его рейс был на несколько часов раньше, чем у Калеба. Шон признавался, что ему хочется поскорее добраться до аэропорта, сесть в самолет и уснуть, чтобы проснуться уже в родных краях. Возле двери номера он остановился. Ни он, ни Калеб толком не умели прощаться.

– Я провожу тебя вниз, – предложил Калеб.

– Стоит ли? Лучше приляг и отдохни.

– Отдыхать буду потом. Мне все равно нельзя ложиться. Скоро надо позвонить Джейн. А еще у меня закончилась зубная паста. Попрошу у администратора.

Лифт спустил их вниз. Они миновали гостиничный холл и вышли наружу. Автобус уже стоял с открытой дверью. Прежде чем туда войти, Шон повернулся к Калебу:

– Странно у них устроено. Когда я прилетел, меня встречал крутой дядька на лимузине. Стоял со знаком «Мистер Тесс». А уезжаю я на задрипанном автобусишке. – Шон вздохнул и оглянулся на двери гостиницы. – Тебе же не нужна зубная паста.

Калеб улыбнулся и кивнул.

Шон тоже кивнул.

– Я никогда не умел прощаться, – признался он.

– Я тоже, – ответил Калеб.

– Знаешь, я рад, что лечу домой. По правде говоря, я ожидал, что меня срежут в самом начале. Но ты, чувак, достоин того, чтобы двигаться дальше. Ты настоящий музыкант… Ты… В общем, ты занимаешься своим делом. А я… балуюсь. Могу это и послать куда подальше. Здесь все было по-настоящему, было весело, но не было по-настоящему весело. Для меня.

Шон протянул руку, но Калеб обнял его:

– Я рад, Шон, что познакомился с таким парнем, как ты. Я бы и не хотел здесь делить номер ни с кем, кроме тебя.

Шон улыбнулся и стер слезинку со щеки.

– И я бы не хотел делить номер ни с кем, кроме тебя, – сказал он. – Чувак, я обязательно буду следить за тобой по «ящику». Может, когда станешь знаменитым, тебя занесет в нашу Айову. – Подхватив чемодан, он поднялся в автобус.

Дверь уже закрывалась, когда Шон просунул руку. Водитель снова открыл дверь.

– Ни с кем, кроме Джордин! – крикнул Шон. – С ней я бы с удовольствием жил в одном номере.

Едва дверь закрылась, Шон перестал улыбаться. За тонированными стеклами Калебу был виден его силуэт. Шон забрался на самое заднее сиденье, сев с другой стороны, чтобы не растягивать прощания. Калеб не уходил. Автобус тронулся и исчез, но Калеб еще несколько минут стоял, глядя вдаль.

Джейн стояла у ворот в зоне прибытия и ждала Калеба. Она так сильно волновалась, что почти не замечала удивленных взглядов тех, кто проходил мимо. Она понимала, что глупо так нервничать. Они с Калебом каждый день перезванивались, и не по одному разу. Он и сегодня позвонил перед вылетом. Но логические доводы не уменьшали ее нервозности.