Онлайн книга «Страсть сквозь время»
|
— Сны? Ну давайте! — оживилась Лидия, поднимая голову от шитья. Она рада была любому поводу, чтобы нарушить молчание, которое как воцарилось с самого утра, так и угнетало собравшихся, властно и мучительно, словно некий ужасный тиран. За окном висели низкие серые тучи, проливавшиеся дождем, в комнате висело молчание, которое ничем не проливалось… Алексей на нее не смотрел. Он читал какую-то книгу в сафьяновом переплете с оторванным корешком (видимо, она пользовалась особым спросом у Гаврилы Иваныча!), изредка улыбаясь, изредка хмурясь, изредка отчеркивая что-то в книге ногтем. «Здесь прошелся загадки таинственный ноготь», — вспомнила Лидия свои любимые строки из Пастернака. Вот разве что прочесть это стихотворение?.. Нет. Не пришло еще время для такой поэзии! Фоминична поглядывала на Алексея неодобрительно и морщилась всякий раз, когда раздавался скрип ногтя о плотную бумагу. Иногда губы ее шевелились, видно, она еле удерживалась, чтобы не сделать Алексею выговора, хотела, да не решалась. — Расскажи, Лидия, что тебе снилось, — попросила Ирина, и Лидии показалось, что голос ее звучит как-то странно. Ну опять на том самом воре горит та же самая шапка! — Мне ничего не снилось. Мне просто не спалось, — ответила она, с трудом удерживаясь, чтобы не пропеть эту фразу: ведь это была строка из песни, из песни… а что это была за песня и кто ее пел, Лидия вспомнить не могла. «Я забываю свое время!» — подумала она, но эта поистине пугающая мысль оставила ее совершенно равнодушной. Другое томило ее и мучило, совсем другое… — А вы, Алексей Васильевич, видели ли нынче что-нибудь во сне? — проговорила Ирина. Он насупился и проворчал, не отрываясь от книжки: — Ничего не видел. Спал как убитый. И не выдержал-таки, вильнул взглядом к Лидии — и тотчас же отвел глаза. У нее скакнуло сердце. Что значил этот взгляд? Алексей что-то помнил? Он чувствовал ночью ее поцелуи, а теперь не знает, было ли это на самом деле или всего лишь приснилось ему? Вошел Кеша и принялся, по обыкновению, шуровать кочергой в печи. Лидии бросилась кровь в лицо. Чудилось или впрямь Кеша посматривает на нее как-то странно? Видел он ее вчера или нет? Ах, боже мой, сплошные вопросы без ответов. Догадки, недомолвки! Какая нервотрепка! Вроде бы и не происходит ничего особенного день за днем, а такое впечатление, что каждый день вполне идет за год. Нервы обнажены, чувства обострены до предела. Улавливаешь то, чего раньше просто не заметила бы. Вот и сейчас — что-то явно дрожит в голосе Ирины. Мука, боль… Она очень бледная сегодня. Вчерашнее улучшение было мнимым. Видно, что она очень нездорова. Пожелтела кожа и белки глаз… Точно, у нее нелады с печенью. Грибы ей нельзя есть, определенно! Хотя сегодня Ирина их и не ела. Потягивает этот неизменный медовый взвар, смотрит упорно в сторону… — Что вы читаете, Алексей Васильевич? Голос у Ирины равнодушный. Ей совсем неинтересно, что Алексей читает. Она хочет говорить о другом. О чем? О любви? Нет… Что-то витает сегодня в воздухе, какая-то опасность, особенная настороженность… «Видел кто-то, что я ходила к Алексею?» — снова завела было Лидия привычную шарманку и снова отмахнулась от нее. — Что читаю? «Опыты» Монтеня. Преинтереснейшие афоризмусы, знаете ли, встречаются! — рассеянно отозвался Алексей. — Прочтите и нам что-нибудь. — Прочесть? Да извольте, прочту. Вот хотя бы это: «Человек — изумительно суетное, поистине непонятное и вечно колеблющееся существо». Ну разве это не так? Или вот это поразительно верное замечание: «Желание того, чего у нас нет, разрушает пользование тем, что у нас есть». А?! Каково сказано? И он наконец-то поднял глаза. Посмотрел сначала на Ирину, потом на Лидию… И так ясно, словно он произнес это вслух, она прочла в его глазах: «Ты мешаешь мне наслаждаться тем, чем я наслаждался, чему радовался бы, если бы не узнал тебя!» Лидия торопливо опустила взор, успев, однако, заметить, что Ирина заметила их переглядку и уголки ее губ чуть дрогнули. Улыбнулась? С трудом сдержала болезненную гримасу? — Ну, а еще? Алексей перелистнул одну-две страницы: — Извольте. Ах нет, сие не для девиц… А, вот, более пристойно: «Любовь — неистовое влечение к тому, что убегает от нас». — Убегает? — упавшим голосом переспросила Ирина. — Значит, искренняя нежность цены уже не имеет? Нужно непременно дразниться, притворяться, заманивать? Сколь суровы правила света! Соблюдать их даже и не хочется! «Да что ж она такая наивная, — с досадой подумала Лидия. — Неужто не учат этих романтических барышень маменьки, что всякий мужчина — прежде всего охотник? Это ж прописная истина!» Алексей пожал плечами. — Не знаю, что и сказать, — ответил он весьма дипломатично. — Но вот что говорит на сей счет Монтень: «Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчиняться правилам поведения, установленным для них обществом, — ведь эти правила сочинили мужчины, и притом безо всякого участия женщин». — «Мы берем на хранение чужие мысли и знания, только и всего. Нужно, однако, сделать их собственными», — задумчиво проговорила Ирина. — Как видите, я тоже читала Монтеня. Когда мой батюшка и покойный брат его Гаврила Иваныч были еще отроками, у них был учитель словесности, который очень любил Монтеня. Он и подарил своим воспитанникам по книжке «Опытов». У нас дома точно такой же том стоял. И корешок точно так же оторван… оттого что книжные шкапы набиты были плотным-плотно, с трудом можно книжку из ряда вынуть. Так странно… хоть вся моя жизнь при Монтене прошла, я его не слишком-то часто вспоминала. А сейчас один афоризмус за другим на ум идут да идут! — Что же идет вам на ум, Ирина Михайловна? — вежливо поинтересовался Алексей. — Да вот хотя бы это… «Подобно тому как наше рождение принесло для нас рождение всего окружающего, так и смерть наша будет смертью всего окружающего». — Батюшки, что ж так мрачно-то! — усмехнулся Алексей. «Это типичный субъективный идеализм!» — чуть не ляпнула Лидия, но вовремя остановилась. Главное — не умничать. — Да, вы правы, но отчего-то именно мрачные, но мудрые выражения Монтеня и приходят мне нынче на память, — кивнула Ирина. — Вот еще одно, ежели угодно: «Смерть одного есть начало жизни другого». Фоминична оторвалась наконец от шитья, пристально поглядела на Ирину, покачала головой, вынула палец из медного наперстка и перекрестилась. — Да, — кивнула Ирина. — И это — истина. А вот еще, извольте послушать: «Деревья — и те как будто издают стоны, когда им наносят увечья». |