Книга Свитки Магдалины, страница 23 – Барбара Вуд

Бен не стал терять времени. Он тут же отправился в путь и в четыре часа сорок пять минут выразил желание поговорить с начальником почты. За пять минут настойчивый ученый успел привлечь к себе значительное внимание, ему разрешили дождаться своего почтальона, который вернулся после пяти часов, и неохотно вручили конверт, напомнив, что этим нарушаются правила.

Через пятнадцать минут Бен вернулся к себе, освободил место на столе, запер Поппею в спальне и готовился познакомиться со следующим эпизодом из жизни Давида бен Ионы. Сев за стол, Бен взглянул на телефон и уже не с такими угрызениями совести, как раньше, снял трубку с рычага. Затем он сел за стол, вытер вспотевшие ладони о штанины и открыл конверт.

В нем было письмо от Джона Уезерби.

В письме говорилось, будто весь Кнессет ^[22] собирается приехать на место раскопок – премьер-министр, американский посол, сам знаменитый Игал Ядин. Упоминались ужасные условия труда – непредсказуемая погода, непрекращающееся нашествие насекомых, скверная еда и холодные ночи. В самом конце Джон Уезерби призывал Бога благословить всех преданных рабочих и добровольцев своей археологической команды.

Бен отбросил письмо в сторону и открыл внутренний конверт. Из него выпали три фотографии.

На одной «без лести» был запечатлен доктор Джон Уезерби, склонившийся над портативной пишущей машинкой. Рукава закатаны, очки в металлической оправе сползли на кончик носа. Уезерби сидел за ломберным столиком, поставленным у входа в палатку.

На второй фотографии были запечатлены доктор Уезерби, его жена Елена и профессор Игал Ядин – вся троица позировала у края места раскопок. Все улыбались, будто выиграли в тотализаторе на скачках; одежда покрылась пылью и пятнами от пота.

На последней фотографии было снято само место раскопок – его площадь оказалась значительно большей, чем на первой фотографии, полученной Беном. На картонных плакатах значились отметки различных уровней, а огороженный веревками сектор, видно, был тем местом, где спрятали знаменитые кувшины. Повсюду виднелись разные люди, занимавшиеся своим делом, – там были и высохшие пожилые ученые, и энергичные молодые студенты, одетые в формы защитного цвета.

Бен еще раз заглянул в конверт. Больше фотографий не было. Он громко стукнул по столу, выругался и пригладил волосы.

Значит, ему придется ждать, когда пришлют свиток номер пять! Еще двадцать четыре часа придется гадать, ходить взад-вперед, ждать, когда Давид снова заговорит с ним…

Поппея Сабина подошла к двери спальни и сердито зашипела. Пришлось ее выпустить. Они оба устроились на диване в гостиной и сидели, не включая света. Поппея дулась из-за того, что на нее не обращали внимания. Бен надул губы, словно обиженный ребенок.

Он с полчаса не мог успокоиться после столь неожиданного разочарования, затем решил отнестись к этому разумно и взять себя в руки. Лучше еще раз проверить свиток номер четыре – он с таким трудом поддавался чтению – и убедиться, не допущена ли какая-либо ошибка в переводе.

Вен проработал за столом два часа, местами внес мелкие правки и пришел к неожиданному откровению.

Закончив последнюю строчку второй фотокопии, он вдруг почувствовал прилив счастья и бодрости духа. Бен вскочил и, напевая что-то, пошел на кухню и уже стал наполнять бокал вином. Однако, не долив его, он услышал, как сам насвистывает какую-то мелодию, и остановился, поставил бокал, бутылку и хмуро взглянул на голую стену перед собой.

Почему он вдруг почувствовал себя таким счастливым?

Бен подошел к двери и встал так, чтобы через гостиную можно было видеть кабинет. Там, где падал свет, он с трудом различил край стола и спинку вращающегося стула. С того места, откуда смотрел Бен, его записная книжка с переводом, лежавшая на столе, напоминала белый осколок.

Бен долго стоял в дверях кухни и смотрел на безмолвную квартиру. Он разглядывал тени, пустоту и чувствовал, как его охватывает жуткое ощущение. Пробежали мурашки, волосы на руках и затылке стали дыбом. В комнату проник страшный холод.

Тут он все понял.

Тихо вернувшись в кабинет и остановившись в нескольких футах от стола, он сначала посмотрел на фотографию потрепанного папируса, затем на перевод, который недавно завершил.

В его памяти воскресли слова: «На следующий день стало известно, что нам надлежит приступить к занятиям у раввина Елеазара».

И он все понял.

Они принесли ему безграничную радость.

– Все почти так, будто это случилось со мной, – прошептал он, обращаясь к фотографии. – Вот почему у меня вчера появилось такое хорошее настроение. Казалось, будто именно меня приняли в школу раввина Елеазара.

Бен крепко зажмурил глаза, когда на него нахлынул странный холод. Он потер ладонями руки – они были холодными и липкими – и начал безудержно трястись. Вчерашняя радость принадлежала не только мне, – подумал он. – Она принадлежала Давиду. Радость Давида…

Бен открыл глаза, взглянул на арамейские слова и вздрогнул – появилось ощущение, будто он перешел через мост на другую сторону, откуда возврата назад уже нет.

Пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, ощущение, отдававшее дурным предчувствием, он выдавил из себя смех и громко произнес:

– Похоже, я начинаю сходить с ума.

Но в его голосе слышался металлический оттенок, а смех вышел какой-то дребезжащий.

– Ах, Давид, – пробормотал он и вздрогнул. – Что ты делаешь со мной?

Уже не впервые Бена будил стук в дверь. А этот раз не станет последним. Бен с трудом открыл глаза и пытался понять, который час и где он находится, Бен не мог представить, кому он мог понадобиться в столь неподходящее время. Но ведь он понятия не имел, который теперь час.

Бен выскочил из постели, босиком побрел в гостиную и увидел, что Энджи вошла в квартиру и закрывает дверь. На ней был хлопчатобумажный костюм, волосы она красиво завязала на макушке платком.

– Привет, любимый, – весело прожурчала невеста и бросила свою сумочку на кофейный столик.

– Привет, – сказал он, ничего не соображая.

Она поцеловала его в одну щеку, погладила по другой и пошла на кухню.

– Мне почему-то кажется, что этим утром мы не сможем выехать вовремя.

– Что? – пробормотал он. – Выехать куда?

Энджи остановилась в дверях кухни.

– В Сан-Диего, ты разве забыл? В эти выходные ты собирался обращаться со мной, как с падшей женщиной. Ты ведь обещал. – Она вошла на кухню и начала греметь посудой. – Надеюсь, тебе не придет в голову предсказывать дождь, – раздался ее голос из кухни. – Тогда у нас появится отличный повод, чтобы провести в мотеле сорок восемь часов подряд!

Стоя посреди гостиной, Бен пробормотал про себя: