
Онлайн книга «Спасая Амели»
– Фрау Гартман, вам нехорошо? – Неожиданно на пороге возник Максимилиан Гризер в новенькой форме гитлерюгенда. Через секунду он был уже рядом с Лией. – Я могу вам чем-то помочь? Смутившаяся Лия встала, чувствуя себя в присутствии молодого человека на удивление неуютно. – Ничем, Максимилиан. Я просто немножко устала, вот и все. – Она поправила ноты. – Боюсь, ты не вовремя. Ты что-то хотел? С минуты на минуту придут дети. – Я хотел быть вам полезен. – Юноша подошел ближе… слишком близко. – Пока герра Гартмана нет, вам, наверное, время от времени нужна помощь. Лия обошла пианино, направилась к письменному столу. – У меня все хорошо, Максимилиан. Спасибо за беспокойство. Юноша не отставал. – Ради вас, фрау Гартман, я готов сделать что угодно. Надеюсь, вы это знаете. Я полностью в вашем распоряжении. В класс тихо вошел отец Оберлангер, приходской священник. – Спасибо, Максимилиан, но мне ничего не нужно, – ответила Лия. – У меня сейчас урок. А у тебя, наверное, есть другие заботы. Гризер выглядел задумчивым и несчастным, но в конце концов кивнул. – Только позовите. Лия отвернулась, съежившись от его взгляда и откровенного любопытства отца Оберлангера. Когда юноша ушел, отец Оберлангер произнес, оставаясь на месте: – Надеюсь, юный Гризер вам не докучает. Партия прислала несколько членов местного гитлерюгенда, чтобы они присутствовали на службе. Не стоит его избегать. Лия понимала, что это означает: власти хотели следить за теми, кто посещает церковь, за представителями духовенства. Отец Оберлангер ходил по лезвию ножа: с одной стороны, боялся вмешательства партии и доносов, с другой – вынужден был сотрудничать с ними, чтобы сохранить как можно больше свободы для церкви. – Мне неловко в его присутствии, отче. Не уверена, что он ведет себя подобающе. Священник вздохнул. – В наши дни, насколько я могу судить, только гестапо знает, что подобает, а что нет, фрау Гартман. – Он собрался было уйти, но задержался у двери. – Постарайтесь не перечить Максимилиану. Это только… усложнит ситуацию. Эти юные гитлеровцы такие самодовольные, но на самом деле безвредные. * * * Через несколько минут в дверь класса нерешительно постучал курат Бауэр – он не был уверен, стоит ли беспокоить фрау Гартман, которая, похоже, молилась перед приходом детей. Отец Оберлангер пожаловался ему на нежелательное внимание к учительнице со стороны Максимилиана Гризера. Ей уж точно такое внимание было не нужно. Курат затаил дыхание, молясь о том, чтобы дети не вывели Лию из себя и не превратились в маленьких дьяволят, какими их представляла фрау Фенштермахер. – Фрау Гартман! Я могу войти? Она подняла голову, и курат заметил мокрые следы на ее щеках. Лия стыдливо вытерла слезы. – Простите, курат Бауэр. Через минуту я успокоюсь. – Не стоит стыдиться слез, фрау Гартман. Я и сам порой плáчу. – Вы? – Священникам тоже бывает грустно. – Да… да… конечно. – Лия откашлялась. – Сейчас много поводов для грусти. – Да, – кивнул курат. – Много. – Он стянул шерстяной шарф с большой деревянной прямоугольной коробки – коробки с красками, которую подарил ему сын Леви. В глазах Лии вспыхнула признательность. – Вы жена резчика по дереву, – улыбнулся курат Бауэр. – И разбираетесь в прекрасном. – Изумительно! Какой цвет, структура! – Она провела рукой по гладкой поверхности. – Это масличное дерево? – С самих Иерусалимских холмов. Отличная работа, никаких шероховатостей. Никогда не видел ничего более совершенного. – Просто великолепно! Фридрих с удовольствием посмотрел бы на это. – Это подарок ему. Вам обоим. – Отче, это слишком дорогой подарок! – Мне вручили его в знак высокого доверия. Содержимое коробки должно быть использовано для изображения чего-то ценного – чего-то святого. Не могу представить более достойных людей, чем вы с мужем, которые могли бы оправдать это доверие. – Священник улыбнулся. – Вы разрисовываете работы герра Гартмана, как уверяет Генрих Гельфман, а герр Гартман – лучший резчик в Обераммергау. – Генрих Гельфман так говорит? Неужели? – Лия грустно улыбнулась. – Да, я хотел сказать вам, что он приходил ко мне, чтобы исповедаться в том, что украл младенца Иисуса работы Фридриха, но упорно отказывается возвращать фигурку. – А зачем он… Курат Бауэр не смог ответить на этот вопрос. Он просто пожал плечами. – Каждый раз, когда мы возвращаем фигурку, он опять ее ворует… или забирает еще одну. Похоже, Генриху нравится именно та, что стоит в витрине мастерской. Нам с вами необходимо с ним поговорить. Я постараюсь убедить его вернуть фигурку… в очередной раз. – Только не сегодня, отче. Сегодня у меня нет настроения беседовать с Генрихом ни о чем, кроме его соло. Курат Бауэр кивнул, вспоминая заплаканное лицо Лии, которое стало еще красивее. – Я могу вам чем-то помочь, фрау Гартман? – Он широко развел руками. – Вы так много сделали для меня, для наших детей. Сочту это за честь. Она открыла было рот, но остановилась, явно передумав. Потом произнесла: – От Фридриха нет писем уже… уже слишком долго. Я боюсь… Часы на церкви пробили три раза, и в класс заспешили ученики. Лия вытерла слезы, выпрямила спину, глубоко вздохнула. Курат Бауэр сжал ее плечо. Ее боль была ему знакома – и у него не было ответа. Он поклонился, шагнул к двери, давая возможность самым маленьким детям утешить фрау Гартман своими объятиями. Детские объятия – он знал это – лучшее лекарство для ее души! 33 На спинки скамей легли тени, когда курат Бауэр, поглощенный беседой с заезжим американским журналистом, поднял голову и заметил решительно шагающих по проходу бургомистра и Максимилиана Гризера. Курат Бауэр никак не ожидал бургомистра сегодня. Откровенно говоря, из-за непреодолимых идеологических различий эти двое редко общались. Поэтому возникла определенная неловкость, когда священник познакомил мужчин друг с другом. – Бургомистр Шульц, позвольте представить вам Джейсона Янга, который приехал, чтобы написать новую статью о нашей подготовке к предстоящему сезону «Страстей Господних». Герр Янг, знакомьтесь, наш бургомистр. – Надеюсь, немного публичности вам не повредит, – произнес Джейсон. – Постановке – да. – Бургомистр расправил плечи. – Очень любезно с вашей стороны, герр Янг. Но прошу меня простить… Курат Бауэр, я должен поговорить с вами… касательно постановки. |