Книга Тайники души, страница 84 – Линн Остин

Но папочка категорически отказывался приобщать меня к цирковому мастерству. Когда он увидел, что Джина показывает мне, как лазить по канату, на котором она исполняла трюки, то проорал ей что-то ужасное, а потом целый месяц с ней не разговаривал. Когда дети Гамбрини заболели ветрянкой, я предложила выступать на спине слона вместо них, но папочка строго запретил мне это. Больше всего он рассердился, когда я попросила Чарли разрисовать мне лицо, чтобы оно было как у папочки. Отец был невероятно зол на нас обоих.

– Ты уволен, Чарли! – орал он. – А ты, ты немедленно смой грим!

Он взял меня за шиворот и отволок в душевую. Я никогда не видела его таким сердитым.

– Почему ты не позволяешь мне стать клоуном? – всхлипывала я, пока папочка оттирал мое лицо.

Просто удивительно, что он не стер вместе с гримом и кожу.

– Ты наказана на неделю! Не смей отлучаться из вагончика!

– И что? Я и так никуда не выхожу! Мне нечем заняться целыми днями, папочка. Все участвуют в представлениях, кроме меня. Что мне делать?

– Ничего! Пока у меня есть право голоса, ты никогда не будешь работать в цирке!

– Но почему?

Наконец он перестал безжалостно тереть мое лицо и протянул мне полотенце.

– Послушай, я воспитываю тебя здесь, потому что у меня нет выбора. Но я хочу, чтобы однажды ты выбрала себе лучшую жизнь подальше отсюда!

Я посмотрела на его искаженное лицо, злые глаза, и меня затрясло.

– Ты не хотел, чтобы я появилась на свет, правда, папочка?

– Конечно, хотел! Но…

– Нет! Не хотел. С тех пор как умерла мама, ты все время хочешь, чтобы я ушла. Она всегда говорила мне о том, как меня любит, а ты – никогда. Ты совсем меня не любишь! Ты думаешь только о себе!

Мои слова поразили папочку. Гнев в его глазах превратился в боль.

– Элиза, если бы я не любил тебя так сильно, то не хотел бы, чтобы ты ушла.

– Это бессмысленно!

– Нет, в этом есть смысл. Послушай… – Он начал подыскивать слова, приглаживая волосы. – Если бы я думал лишь о себе, то захотел бы, чтобы ты пошла по моим стопам, продолжила клоунскую династию. Но это неправильно. Ты – не я, а самостоятельный, уникальный человек. – Папочка присел передо мной на корточки и нежно взял за плечи. – Элиза, за пределами цирка лежит целый мир. Мне не хотелось бы, чтобы ты стала клоуном, как я. Я хочу, чтобы ты шла своей дорогой.

– Но какая она, моя дорога, папочка?

Он взял полотенце из моих рук, аккуратно вытер мои слезы.

– Не знаю, Элиза. Это ты должна выяснить сама.

* * *

После этого я очень долго раздумывала о словах отца. Но я точно помню день, после которого все изменилось навсегда и я больше не хотела работать в цирке.

Мне было двенадцать лет. Я помогала в палатке под навесом, когда подошла молодая семья, чтобы купить сахарной ваты.

На женщине было красивое бело-голубое платье, а мужчина был одет в выходные брюки и рубашку. Тихим, нежным голосом он называл жену «дорогая», пока покупал вату детям: мальчику и девочке. Женщина присела на корточки возле малышей и терпеливо помогала им, улыбаясь и смеясь вместе с ними. Мужчина смотрел на жену, и нежность в его взгляде медленно преображала простые грубые черты.

Когда они зашли в парк развлечений, я оставила киоск и пошла за ними. Мужчина купил пакет орехов, чтобы сын покормил слонов, но мальчик боялся, и папа взял его на руки. Мама повела девочку к тиграм, крепко держа за руку.

Мне нужно было возвращаться в киоск, но, когда началось представление в большом шатре, я вошла внутрь и начала глазами искать эту семью на трибунах. Я их так и не нашла. Но я увидела сотни других семей, очень похожих на эту: матерей, отцов, бабушек, дедушек и детей; все смеялись, наслаждаясь представлением. Боль, которую я почувствовала, была настолько сильной, словно я упала с трапеции. В моей душе разыгралась буря. Впервые в жизни я осознала, чего мне не хватает – семьи. И я всем сердцем стремилась ее обрести.

Когда представление закончилось, я стояла у центрального входа, наблюдая за потоком выходящих людей, и наконец снова увидела ту семью. Отец нес на руках сонную дочурку, мама держала за руку мальчика. Они пойдут к себе, в уютный дом, с удобной кухней, кроватями, покрытыми пледом, теплым камином в гостиной. Завтра и все последующие дни они будут просыпаться в одном и том же доме в маленьком городке, где все знали их имена.

Я поплелась обратно. Рабочие уже разобрали шатры и погрузили их в вагоны. Я увидела папочку в дурацком клоунском костюме и нелепых туфлях, тетю Арахис, такую крошечную, что я могла бы носить ее на руках, и возненавидела их. Впервые в жизни я хотела обрести настоящую семью, а не нелепое сборище циркачей, среди которых выросла.

Это желание не исчезло со временем. Поезд ехал в ночи, и в окно я видела огни домов и горевала, что не живу в одном из них.

Протяжный гудок поезда стал звуком, который всегда доводил меня до слез. Он означал переезд в другой город, штат, где я буду всего лишь еще одним странником. Еще хуже было то, что я стала одним из цирковых уродцев, на которых смотрели с подозрением и недоверием, куда бы они ни следовали. Община всегда закрывала свои двери, когда цирк приезжал в город.

День за днем я наблюдала за тем, как семьи приводят своих детей на представление, и завидовала им: мамочкам и их маленьким дочкам в красивых платьицах; отцам, которые покупали сладкую вату, орехи и попкорн в глазури.

Когда у меня появлялась возможность, я умоляла отца бросить цирк и жить в настоящей семье, в настоящем доме вместо крошечного купе.

Но папочка вздыхал и говорил: «Это моя работа, Элиза. Мне это нравится». Рабочие снова прицепят разноцветные вагоны один за другим, и цирк поедет в другой город. И я поеду вместе с ним.

* * *

Папочка не позволял мне разучивать цирковые трюки, но проследил, чтобы я освоила все, что должна уметь девушка. У наших поваров я научилась стряпать, и хорошо, что у моего мужа был отменный аппетит, потому что я привыкла готовить огромными порциями. У костюмерш я выучилась шить, а когда стала подростком, Джина и Луиза показали мне, как пользоваться косметикой и укладывать волосы.

Чарли и другие клоуны научили меня с юмором относиться к себе и жизни. Я ухаживала за шимпанзе, слонами и ручным медведем, поэтому никогда не боялась свиней, коров и кур.

Однажды участники парка развлечений, так напугавшие меня своим видом, научили меня не смотреть свысока на тех, кто отличается от других. «Главное, какое у человека сердце, – всегда говорила тетя Арахис, – а не то, как он выглядит. Бывает, что у самых красивых людей на свете сердце гаже слоновьего помета!»

Я узнала, как проявлять гибкость и принимать удары судьбы, ведь в цирке все время что-то случалось: музыканты увольнялись буквально между представлениями, разнорабочие напивались и опаздывали на поезд, лошади ломали ноги, ураган срывал крышу вагона с костюмами, и все заливало дождем.