Книга Кукольник из Кракова, страница 21 – Рэйчел Ромеро

Когда он сжимал и разжимал кулаки, суставы трещали, как лед под ударами его палки.

Каролина сказала:

– Я не думала, что кости могут издавать такие звуки.

– Просто я за эти дни немного закостенел, – ответил Кукольник, – вот и все.

– Папины руки теперь тоже так трещат, – заметила Рена. – И он тоже говорит, что с ним все в порядке.

Кукольник постарался улыбнуться, но это было похоже на неуверенную улыбку кукольных младенцев из магазина, которые в любую минуту готовы разразиться слезами. Но Кукольник не плакал – он смотрел на молодого священника, который служил мессу перед алтарем.

Святой отец поднял вверх руки, будто возносясь на небеса вместе с позолоченными фигурами святых, изображенных на иконостасе.

Каролина не могла не восхититься тонкими линиями рисунка на трех деревянных панелях, которые возвышались над головами самых высоких прихожан.

Кукольник окунул два пальца в чашу со святой водой, стоявшую у двери, и перекрестился.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – пробормотал он. – Аминь.

– Это похоже на церковь, где вы молитесь? – прошептала Каролина на ухо Рене.

– Не очень, – ответила Рена, глядя вверх. Потолок над ними поднимался голубым с золотом куполом, имитирующим небо ушедшего лета. – В нашей синагоге на стенах мало картин. Но много света и песен. Мы больше не можем в ней молиться, ее забрали немцы. Папа сказал, что там теперь хранятся их винтовки.

Это было похоже на злых колдунов – превратить место покоя и размышлений в храм войны. Но от этой мысли Каролине стало еще горше.

– Мне жаль, что ты увидела, что произошло на улице, – сказал Рене Кукольник. – Если бы я знал, что они собираются повалить статую…

– Вот чего я никак не пойму – это же просто статуя. Почему они ее так ненавидят? – спросила Каролина. – Люди обычно не воюют статуями или стихами.

– Адам Мицкевич всегда давал нам, полякам, надежду. Его слова уже сотню лет вдохновляют нас и придают сил для борьбы. Поэтому немцы хотят уничтожить любые напоминания о нем, – пояснил Кукольник. – Можно убить человека, Каролина, но уничтожить историю его жизни очень сложно. Никто не может окончательно исчезнуть, если история его жизни еще живет.

Каролина подумала об этом и решила, что Кукольник прав. Она все еще хранила в своем сердце истории жизни всех, кого знала в Стране Кукол, хотя они и не могли рассказать их сами. И это было важно.

– Что будет с обломками господина Мицкевича? – спросила Рена.

– Когда немцы уйдут, мы соберем их и восстановим статую, – заверил Кукольник. – Мы должны это сделать. Мицкевич принадлежит нашему народу, мы его не отдадим.

– Никогда не отдадим, – согласилась Каролина. – Наверное, нам лучше сесть, если мы не хотим привлечь к себе внимание, – все молятся.

Но она заметила, что это не совсем так. Двое людей, спрятавшихся в углу, – мужчина и мальчик примерно Рениного возраста – обращали мало внимания на священника. Мужчина с бешеной скоростью чертил что-то карандашом в кожаном блокноте. Его волосы были такого же цвета, как вишни, которые Кукольник ел летом, и это было странно. Но когда он поднял голову, Каролина увидела его глаза – серебристые и круглые. Как пуговицы.

Она охнула, но Кукольник не услышал. Хор мальчиков начал петь гимны, и их голоса заполнили все уголки храма. Ее друг закрыл глаза, чтобы насладиться музыкой. И чтобы забыть о разбитом памятнике, подумала Каролина.

Однако Рена заметила, что Каролина не отрывает взгляда от шепчущего мальчика и мужчины с серебряными глазами.

– Давид, – сказала она.

– Кто? – переспросила Каролина.

– Этого мальчика зовут Давид, – сказала Рена. – Он живет этажом ниже с мамой и маленькой сестрой. Мы вместе ходили из школы – когда она еще была.

Каролина смутно помнила Давида – она видела его в тот день, когда они познакомились с Трэмелами. Но смеющийся мальчик, который вбежал в гостиную следом за Реной, лишь отдаленно походил на теперешнего Давида. Наброшенное на его плечи пальто напоминало броню. В сумрачном свете желтая звезда, вышитая на куртке, сияла ярче, чем зажженные свечи.

Каролина так погрузилась в воспоминания о Давиде, что испугалась, когда Рена подошла к настоящему мальчику.

– Привет, Давид, – тихо сказала она.

Мальчик резко обернулся, и его глаза расширились от страха. Но как только он увидел Рену, страх пропал.

– О, – сказал он, – привет, Рена.

– Что ты здесь делаешь?

Мальчик посмотрел на мужчину с серебряными глазами, словно спрашивая позволения ответить. Тот кивнул, и Давид сказал:

– Я просто… должен купить лекарства. У мамы закончились талоны на еду, а моя сестра заболела. И вот я пришел сюда.

– Надеюсь, Данута скоро поправится. Но почему ты покупаешь лекарства в церкви? – спросила Рена.

Каролину это тоже удивило, но спросить сама она, конечно, не могла.

Давид пожал плечами.

– Потому что немцы не хотят, чтобы у нас были еда и лекарства, а это единственное место, куда, по их мнению, мы не можем прийти. Вот люди и приходят сюда с тем, что нам нужно, а мы это у них покупаем.

– Как забавно… – сказала Рена.

Давид не успел ответить – к ним подошел Кукольник и сразу извинился.

– Простите, пожалуйста, если мы помешали… вашим делам, – прошептал он человеку с серебряными глазами. Кажется, он и без объяснений Давида понял, что здесь происходит, хотя Каролина в душе была согласна с Реной: покупать что-то в церкви – это немного странно.

– Я думал, здесь волшебники мудры и могут распознать волшебство, когда его увидят, – произнес тот со смешком и сунул блокнот в карман. А потом сказал, обращаясь к Давиду: – Лекарство будет готово завтра. И не беспокойся о деньгах.

– Спасибо, сэр. – Давид кивнул мужчине и отступил к двери, но перед тем, как выйти, улыбнулся Рене.

– Пока! – сказал он и исчез, прежде чем Рена успела попрощаться.

Похоже, подумала Каролина, у него такая привычка.

Между тем Кукольник наконец нашелся, что ответить на слова незнакомца.

– Волшебники? Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он.

Но человек с серебряными глазами не сдавался.

– Вы – единственный волшебник в Кракове. И, похоже, один из нескольких во всей Польше, – сказал он и, протянув бледную тонкую руку, двумя пальцами приподнял подбородок Кукольника.

– Вы принимаете меня за кого-то другого, – сказал Кукольник и отступил на шаг.

Человек с серебряными глазами опустил руку в карман пальто. Ткань была засаленная и больше походила на шкуру животного, чем на вельвет.

– О, да бросьте… – сказал он. – Я слышу сердцебиение куклы, которую держит эта девочка, так что давайте не будем притворяться, что мы не те, кто есть.