Книга Крестовичок, страница 7 – Оксана Якубович

Не оборачиваясь, она зашла по пояс и поплыла. Варя догнала и пристроилась рядом. Не сговариваясь, подруги поплыли к заменявшей бакен ржавой бочке, что колыхалась в волнах метрах в ста от берега. За бочку цеплялись навещавшие лагерь большие яхты, если оставались на ночь.

— Думаешь, Людмила наловила крестовичков, а потом миска опрокинулась?

— Когда бы Людмила крестовичков ловила? Она даже с маской ни разу не ныряла. И потом, их еще поискать надо, этих тварей.

— Выходит, они случайно в водорослях оказались?

— Ага. Приправой к каше.

Варя ухватилась за край бочки, чтоб передохнуть.

— Кто-то принес ей эту миску. Вернее, не ей, а просто поставил в палатку.

— Кошмар, что ты говоришь!

— Кошмар.

Варя представила, как это было — ночь, веселая, немного выпившая (самую малость) Людмила возвращается с пикника. В темноте ныряет в палатку, даже если и подсвечивала себе фонариком, вряд ли что разглядела. А может, миску загородили спальником.

Людмила начинает раздеваться, миска опрокидывается и крестовички впиваются в тело.

Эти мерзкие твари всегда впиваются своими щупальцами в человека — у них и название такое — цепляющая медуза.

— Меня кусал крестовичок, — вдруг вспомнила Маринка, — больно было, и горло страшно распухло, не вздохнешь, и температура. Но я же не померла.

— А если их было несколько? И потом, у всех разная реакция. Кто-то от укуса пчелы помирает. Аллергический шок — ты сама говорила. Но она еще металась, в палатке все перевернуто было. Если бы кто услышал, могли бы, наверное, спасти.

— Генератор трещал, ты забыла?

— Помню.

Что-то в варином голосе заставило Маринку замереть. Рот ее медленно принимал форму бублика.

— Эдик… ты думаешь, это он? И генератор включил нарочно.

— Я пока не знаю. Но ты согласна, что дело нечисто? Что надо начинать расследование?

Маринку вдруг охватил приступ благоразумия.

— Лучше бы сюда полицию. Мы же ничего не умеем.

— Смеешься, что ли? Какая полиция, у нас ни одного факта.

— А где ты их собираешься брать, эти факты?

— В процессе расследования!

Варя решительно оттолкнулась от бочки.

— Первым делом надо опросить народ. Тех, кто в соседних с Людмилой палатках — хорошо, что вовремя спохватились, а то они завтра уезжают. Вдруг кто из них чего видел.

— Ну да, — с сомнением сказала Маринка, — в темноте… Хотя. Я вот думаю — кто все-таки забрал салатную миску? И где она сейчас?

* * *

Вечером подруги сели в кухне, вытащили тетрадь для учета продуктов (делать секретные записи на задних страницах) и устроили первое совещание.

— Итак, что у нас с туристами?

— Никто ничего не помнит, — сердито сообщила Маринка, — справа — Бабкины. У них дети, и они рано легли. Дрыхли, как сурки. Старшая Бабкина проснулась, когда генератор загудел, но ничего подозрительного не слышала. Шаги по гальке шуршали, и несколько раз, но она уже к этому притерпелась и внимания не обращала.

А слева — москвичи, они с нами на пикнике были. Гена и его мальчик.

— И чего?

— Гена немного перебрал и отрубился сразу. Теперь страшно кается, что такой нечуткий, не пришел Людмиле на помощь. Мальчик ничего не слышал. Кстати, я ему верю — Гена храпит так, что никакого генератора не нужно. Как только бедный подросток выдерживает?

— Привык, наверное. А потом, он постоянно с наушниками. Небось и спит в них.

— Ладно. Что писать-то? Кого подозреваем?

— У меня получается, все наши, кто на пикник не ходил.

— Ничего себе! Да на пикнике только мы были! А почему не туристы?

— Не смеши меня. Москвичи на пикнике были, Паша и Толя были. Семья Бабкиных, что ли? Кто там еще — студенты хабаровские?

— Может, у них в Хабаровске хобби такое — людей травить. — упиралась Маринка.

— Не пойдет, они раньше Людмилы заехали. И вообще, если ориентироваться на детективы, то посторонние ни при делах. Считается непрофессионально — когда есть куча подозреваемых, а преступником делают дворника с улицы.

— Так то литература.

— Литература — отражение жизни. И не спорь. В детективах всегда сперва один труп, потом непременно второй, и может быть третий. А у нас — Людмила, и почти сразу Светлана! Когда еще такое на острове было, сама вспомни?

— Хорошо, убедила. Только мне трудно представить, что кто-то из наших мог живого человека… вот я Эдика не люблю, но он же на вид нормальный! Нормальное лицо, даже отчасти симпатичное!

Варя уныло кивнула. Она не призналась Маринке, но именно это мучило ее с самого утра — невозможность поверить. Когда убийца — злодей в маске, это страшно, но объяснимо. Но если убил человек, с которым ты общался, шутил, ссорился, обедал за одним столом. В такое поверить — невозможно.

— Я у Агаты Кристи читала, что главное — не вина, а невиновность. Ну, в том смысле, что нераскрытое преступление делает всех свидетелей подозреваемыми. И они навсегда ими останутся, и люди уже не смогут относиться к ним по-прежнему. Понимаешь?

— Ага.

Маринка принялась корябать в тетрадке.

— Тогда у нас в списке — Эдик, Костя, Влад, Джемайка. Светлану, наверное, не пишем?

— Почему? Была в лагере.

— Но она же умерла. А, ты думаешь, она могла это сделать и оттого сорваться в запой?

— Не сбивай меня, — рассердилась Варя, — давай постепенно двигаться. Сперва распишем по Людмиле, потом — по Светлане. Конечно, она не зря была такая пьяная. Мы-то подумали, она боится врачебной ответственности, а она, похоже, что-то знала.

— Точно! Могла кого-то увидеть, а уж потом сообразила. Кстати, с чего ты взяла, что миску подсунули во время пикника? А почему не раньше? Когда все на ужин шли?

— Исключено. Людмила после ужина в палатке переодевалась.

— Тогда — Эдик, Влад, Костя, Светлана и Джемайка.

Я бы Влада вычеркнула.

— Я бы тоже. Но… мы ведь не знаем. Вдруг Людмила ему отказала, и он разозлился. На пикник же его не позвали.

— Джемайка больше подходит. У нее мотив — ого-го! Ведь в преступлении важен мотив, верно?

И блеснув таким образом эрудицией, Маринка полезла за конфетами.

— У меня от сладкого лучше работает мозг.

— Угу. Джемайка. И ведь она постоянно ныряет, так? Все места подводные знает. Так?

Маринка с грохотом плюхнулась на пол.

— Неужели, она?

Подруги переглянулись.