Онлайн книга «Поймай меня, или Моя полиция меня бережет»
|
«Надо сегодня заглянуть к троллям, – решила я. – Поблагодарить за помощь, а заодно проветрить мозги от лишнего пафоса». Мердок прошелся вдоль окна, отвернулся, заложив руки за спину. – Позвольте личный вопрос? – вдруг спросил он. «Валяйте!» – едва не ляпнула я (все же бабуля права в одном – постоянное общение с противоправными элементами сильно обедняет лексикон!), но вовремя одумалась. А, пропадать – так с музыкой! И я вновь вынула сигареты. – Задавайте. Мердок обернулся и внимательно посмотрел на меня: – Если вашего бога нельзя называть, то как же вы ему молитесь? С минуту я переваривала этот неожиданный вопрос, делая вид, что прикуриваю. Затянулась и сказала честно: – А зачем ему молиться? Я просто верю, что он есть. А рассчитывать стоит только на себя. – О. – После паузы следователь повторил: – Весьма похвально. Я молча курила, и Мердок, поморщившись, продолжил нетерпеливо: – Полагаю, на этом все, Стравински? Можете быть свободны. Если не ошибаюсь, у вас сегодня выходной? – Не ошибаетесь, господин следователь, – ответила я, борясь с желанием выдохнуть дым прямо ему в лицо. – Тогда до свидания, домовой Стравински! – церемонно произнес он и вежливо наклонил голову. – До свидания, следователь Мердок! – в тон ему откликнулась я. Ну почему если мужчина красавец, то совершенно невыносим? После его ухода я уже без особого удовольствия докурила и отправилась вызволять Розу из лап художника. Хотя, судя по тому, как пунцовели его уши и блестели глаза, вызволять следовало беднягу Роббинса. Сестренка в легком ситцевом платьице смотрелась в дежурке как отличница в детской комнате полиции. Я остановилась на пороге, решив понаблюдать за представлением. На столе перед Розой стояла чашка чая, блюдце с трогательным одиноким печеньицем и даже чахлый бутон (похоже, с ближайшей клумбы) в пивной банке. А Роббинс нес какую-то чушь о том, что Роза настоящий цветок, способный украсить собой даже эти казенные стены, и просил ее позировать для портрета. – Знали бы вы, как мне надоело рисовать эти уголовные рожи! – вещал он с чувством. – А ваше милое лицо… и фигура… Роза краснела и хлопала длиннющими ресницами – то ли ради тренировки, то ли действительно смутившись. – Надеюсь, вы в курсе, что моя сестра несовершеннолетняя? – напомнила я негромко. Роббинс дернулся, ойкнул, опрокинул стакан с карандашами, засуетился… Роза послала мне укоризненный взгляд и наклонилась, помогая ему собрать рассыпавшиеся мелочи. Бедняга-художник совсем растерялся, так близко узрев роскошный бюст Розы. Он машинально пытался собрать карандаши, но сложно делать это не глядя, а оторваться от пленительного зрелища он был не в силах. – Роза! – не выдержала я этого издевательства. – Пойдем. У меня еще куча дел. Она послушно встала, а у Роббинса сделалось такое лицо, будто он вот-вот заплачет. – Мы как-нибудь еще заглянем, – пообещала я, сжалившись. – Проведу экскурсию. Ну и вдруг опознавать придется? – О! – Лицо художника просветлело. – Конечно-конечно! Буду ждать. Вот. И проводил Розочку влюбленным взглядом… – Зачем было его очаровывать? – вздохнула я, выйдя на крыльцо. – Мне было скучно, – надула губы сестра. – Ты ушла с этим следователем и… Кстати, а он милашка! Не сдержавшись, я фыркнула. «Милашка», надо же! – Не заметила, – сдержанно ответила я. – Ну как же! – Роза округлила зеленые глаза и сложила руки перед грудью. Конвоиры, впихивающие задержанного в «воронок», застыли как околдованные. – У него такие глаза! Такие теплые, завораживающие, бархатные, и цвет… Как трюфеля, вот! Роза мечтательно улыбнулась, и задержанный длинно присвистнул, а конвоиры едва не закапали слюной тротуар. – Ой! – Сестренка опомнилась и преувеличенно смущенно потупилась. – Извини, оно само как-то получается. Я только вздохнула. По правде говоря, Роза действительно не виновата. Если уж кто и виноват, так это мама, хотя сама она считает, что ей просто не везло в любви… Отправив сестру домой, я решила сделать обход. Собиралась ведь навестить троллей, а заодно заглянуть к тихому алкоголику-водяному, проведать лежачую бабулю Сабрину, выяснить, как дела у Волосатой Мэг… Я с удовольствием прошлась по знакомым улочкам. Есть какая-то неизбывная прелесть в частном секторе. Каждый дом, каждый участок имеют свой характер. Они не выстроены по ранжиру, не выдержаны в одном стиле – пестрые, своеобразные, в разноцветье садов и цветников. Настоящий оазис сонной сельской жизни посреди шумного промышленного города… На пересечении Абрикосовой и Виноградной пристроился небольшой круглосуточный магазинчик со всякой ерундой (а заодно и с куда более востребованным алкоголем) и банкоматом, который уже прилепили на место. Только пятна свежей штукатурки выдавали недавние события. Я доброжелательно поздоровалась с курящей на крыльце дебелой продавщицей, которая при виде меня попыталась изобразить саму невинность. Можно подумать, я не в курсе, что она продает самогон! Но поймать за руку ушлую продавщицу никак не удавалось. Да я и не сильно старалась, зная, что свято место пусто не бывает. А вот на другие нарушения я глаза не закрывала и потому напомнила о давнем грешке: – Надеюсь, больше вы алкоголь несовершеннолетним не продаете, Ника? – Ни-ни! – вытаращилась она. – Чтоб мне лопнуть! Одного штрафа мне за глаза! Я улыбнулась и вдруг поняла, что напрочь кое о чем позабыла: – Более-менее приличный торт есть? – Уж извиняйте. – Ника развела руками. – Ни тортов, ни пирожных не держим. Портятся быстро. Печенье хотите? – Хм. – Печенье мне не подходило, и я спросила со слабой надеждой: – Шоколад? Конфеты? – Не-а. – Для убедительности продавщица покачала лобастой головой и вдруг просветлела: – Мороженое есть! Хорошее. Хотите? – Ну… – Я заколебалась, потом махнула рукой: – Ладно, давайте. Хм, зато оригинально! Дом троллей больше походил на груду разновеликих камней в окружении хмурых елей. Звонка у них сроду не было, так что пришлось по старинке кричать от калитки: – Хозяева! Эй, хозяева! Голос у меня звонкий, к тому же сразу отозвались все окрестные собаки. – Чего надо? – недовольно откликнулся кто-то из глубины дома. – Кого принесло? Горным троллям яркий солнечный свет не особо приятен, так что я не удивилась, что никто не вышел меня встречать. |