Книга Ценник красивой жизни, страница 56 – Людмила Феррис

Аванесов позвонил Серафиме через два дня, и в его голосе было столько тепла и нежности, что она чуть не задохнулась от счастья. Все, что произошло между ними, казалось ей сном, миражом, обманом. Но это было. Было! И они были вместе, и Сима чувствовала себя юной девчонкой, желанной и любимой.

– Как ты?

– А ты?

– Отвечать вопросом на вопрос это по-журналистски, – она чувствовала, что Руслан улыбается.

– Ты идешь на похороны Инги?

– Да, по служебной необходимости.

– Возьми меня с собой, я хочу с ней попрощаться. Это неприлично, что я напрашиваюсь?

– Конечно, это дурной тон. Но отказать женщине, с которой я хочу провести остаток жизни, невозможно.

– Ты уверен, что хочешь провести со мной остаток жизни?

– Да! Но у меня одно условие, ты должна каждый день кормить меня котлетами!

– Ты еще не знаешь мое условие.

– Говори.

– Я буду работать в газете главным редактором. Первый номер выходит в ближайшее время.

– Кто бы сомневался! – усмехнулся он.

На кладбище было многолюдно. Симе показалось, несмотря на траурные ленты и многочисленные венки, это не прощание вовсе, а какой-то большой городской праздник. Толпа провожающих покойную была не просто велика, она была огромна, и складывалось ощущение, что повернуться просто было негде. Такого обилия цветов Сима не видела давно, строгие розы и яркие лилии, траурные гвоздики и нежные герберы смешались в один большой цветной ковер, словно устилавший кладбищенские дорожки. Для осени погода выдалась хорошая, ни ветерка, ни облачка.

– Да уж, похороны с размахом. Все пришли к мэру отметиться, – язвительно заметил Аванесов.

– Не говори так, не надо. На кладбище нет рангов, все равны.

– Нас с тобой так не похоронят. Но нам рано умирать. Мы еще поживем.

– Ты знаешь, смерть – это прекращение жизнедеятельности организма и как следствие – гибель. Гибель, представляешь? Ничего больше не будет для нее. Никогда! – Серафима вытерла слезы.

Тем временем Аванесов ловил в толпе обрывки разговоров, прислушивался, иногда дуновение ветра заглушало слова, но суть сказанного была понятна.

– Дмитрий Евгеньевич теперь завидный жених, – утверждала дама в черном кружевном платье и красной шляпе с черной вуалью.

– Интересно, кому он подарит Ингин косметический салон? Или продаст? – волновалась другая женщина, в темном плаще и черных очках.

– Может дать порулить очередной пассии, нынешней секретарше. Тебе ли не знать! – возмущенно произнесла «шляпка».

– Да уж, он непредсказуем, как что выкинет! – ответили «черные очки».

Другая женская группа активно обсуждала взаимоотношения в семье Шинковых и пришедших проститься с Ингой.

– Он домашний тиран, извел жену совсем, она и не выдержала.

– Не знаю, не знаю, мне кажется, они друг друга стоят, то есть стоили.

– Смотрите, смотрите, вон от губернатора венок, а в темном костюме мужчина – это первый губернаторский заместитель, приехал поддержать Дмитрия Евгеньевича.

– А эта дама, советник губернатора или бывшая пассия Шинкова?

– Не, это с администрации, впрочем, они все похожи, буквально на одно лицо.

– Что же теперь с нашим салоном будет? – это уже «вступили» девчонки из косметического.

– Работу, наверное, надо новую искать!

– Господи, как Ингу жалко!

– Она и в гробу красивая.

– Как тебе не страшно, я смотреть побоялась.

– Живых надо бояться.

Взгляд Аванесова совершенно случайно упал на охранника Сашу и уже не смог оторваться от его лица, которое выражало неподдельное горе. В глазах молодого человека стояли слезы.

«Вот это номер! Станет охранник убиваться по жене босса при наличии интересных девчонок?» – он задал себе вопрос и раскладывал в голове варианты ответов. Саша заметил взгляд следователя и отвернулся, но Руслан был не тот человек, от которого так просто можно было отвязаться, тем более вопросы к Саше появились, и весьма интересные. Серафима все время была рядом с Русланом.

– Я искал вас, молодой человек, хотел пригласить к себе, пообщаться.

– Кладбище не самое лучшее место для разговоров, – попытался возмутиться Саша.

– Конечно, конечно, я вас здесь увидел случайно. Скажите, Александр, а каким, на ваш взгляд, человеком была Инга Валерьевна Шинкова?

– Вы для себя спрашиваете или для протокола? – криво усмехнулся он.

– В первую очередь для себя. Мне действительно хочется о ней узнать, чтобы понять. Она красивая, яркая, эффектная, успешная… И зачем? Ведь за той чертой, куда она шагнула, ничего нет, пустота.

– Она была необыкновенной, – он помолчал. – Инга была несчастным человеком, она всегда жила в надрыве, в душевном надрыве, в накале страстей, и напряжение это было до самого конца.

– Это напряжение ей кто-то создавал?

– Послушайте, о мертвых либо хорошо, либо никак.

– Я спрашиваю не из-за праздного любопытства.

– Да, я понимаю. Несправедливая жизнь! Она мертвая в гробу, а он делает вид, что страдает.

– Вы Дмитрия Евгеньевича имеете в виду?

– Я говорила, что он лицемер! – не выдержала Серафима.

– Его самого, неповторимого, – отчаянно проговорил Саша. – В черной рубашке стоит, горе изображает, а народу пришло, как будто спустились со всех гор и долин, что есть в округе.

– Вы говорите так потому, что вас с Ингой связывали особые отношения? – Аванесов не отставал.

– Отношения? – Саша нахмурил брови. – Я не знаю, поймете вы или нет, собственно, мне все равно. Я любил эту женщину. Любил!

– Ну, про любовь я как раз понимаю.

В это время началась панихида, стало так тихо, что было слышно, как от ветра шелестят листья на соседних березах. Саша замер, по его щекам медленно катились слезы, его губы что-то шептали бессвязное и отрывистое, но Руслан догадался, что это было имя Инга. Серафима тоже плакала и не вытирала свои слезы. Заместитель губернатора крепко держал Шинкова под руку и что-то говорил на ухо.

– Пойдем отсюда, – Аванесов взял Симу за руку и обернулся на Сашу. – Александр, вы на поминки не идете?

– Нет, что вы! Вы хотели поговорить? Давайте в машине поговорим. – Его глаза уже были сухими, а лицо бесстрастным.

Аванесов успел сказать Симе что-то похожее на «позвоню» и исчез с Сашей в толпе. В машине было тепло и тихо.

– Я действительно любил Ингу. Отчаянно, глупо и самое печальное, что безнадежно. Она, шутя, называла меня «милым мальчиком». Это внешне она была гордой и высокомерной, а на самом деле ранимой и открытой, в каждом из нас сочетается несочетаемое. Я любил ее молча, как паж, который носит шлейф королевы, но приходит время, и королева случайно обращает внимание на пажа. Паж знает, что его обожание ничего не значит для королевы, она наклоняет к нему голову от отчаяния, потому что в спальне короля каждый раз новая фаворитка. Пажу разрешают любить королеву, только разрешают, но он и от этого счастлив.