
Онлайн книга «Нежные юноши»
Они были навеселе, им было весело, они просто лопались от смеха. Чарли на мгновение даже изумился: он не понимал, как им удалось разузнать адрес Петерсов. – Ага! – Дункан шаловливо погрозил пальцем Чарли. – Ага! И оба разразились новым каскадом смеха. В тревоге и растерянности Чарли быстро пожал им руки и представил Линкольну и Мэрион. Мэрион кивнула, будто проглотив язык. Она отступила на шаг к камину; ее дочь встала рядом, и Мэрион обняла ее за плечо. С нарастающей досадой на нежданное вторжение Чарли ждал их объяснений. Дункану понадобилось некоторое время, чтобы собраться с силами и произнести: – Мы зашли пригласить тебя на ужин. Лоррейн и я настаиваем: этим твоим таинственным пряткам необходимо положить конец! Чарли подошел к ним поближе, будто собирался вынудить их отступить обратно в коридор: – Прошу прощения, но я не смогу. Скажите, куда вы собираетесь, и я позвоню вам через полчаса. Никакой реакции. Лоррейн вдруг уселась на подлокотник кресла и, сфокусировав взгляд на Ричарде, завопила: «Ах, что за прелестный мальчонка! Иди ко мне, малыш!» Ричард посмотрел на мать и не сдвинулся с места. Демонстративно пожав плечами, Лоррейн снова обернулась к Чарли: – Пошли ужинать! Твои кузены нас простят. Видимся так редко. Но метко! – Не могу, – резко ответил Чарли. – Идите вдвоем, а я вам позвоню. Голос Лоррейн вдруг стал скрипучим: – Ну, ладно, мы-то пойдем… Но мне вспомнилось, как ты однажды барабанил в мою дверь в четыре часа утра – а я друзей не бросаю, и выпить тебе налила! Пошли, Дунк. Двигаясь замедленно, с искаженными злобой лицами, покачиваясь, они двинулись по коридору. – Доброй ночи! – сказал Чарли. – И вам всего доброго! – с особенным выражением ответила Лоррейн. Когда он вернулся в гостиную, Мэрион все еще стояла на том же месте, только теперь она прижимала к себе с другой стороны еще и сына. Линкольн все так же, как маятник, продолжал качать Гонорию взад-вперед. – Какое безобразие! – выпалил Чарли. – Просто возмути тельно! Никто ничего не ответил. Чарли плюхнулся в кресло, взял свой стакан, поставил его обратно и произнес: – Люди, которых я два года не видел, набрались поразительной… Он умолк. Мэрион выдохнула одно короткое неистовое «Ох!», резко повернулась к нему спиной и вышла из комнаты. Линкольн аккуратно поставил Гонорию на пол. – Дети! Ну-ка, марш есть суп, – скомандовал он; как только они ушли, он обратился к Чарли: – Мэрион нездоровится, волноваться ей вредно. Такие люди вызывают у нее физическую боль. – Я их сюда не звал. Они сами где-то разузнали ваш адрес! Они нарочно… – Что ж, очень жаль. Делу это не поможет. Подожди минутку, я сейчас приду. Оставшись один, Чарли в напряжении уселся на стул. В соседней комнате ужинали дети, время от времени коротко о чем-то переговариваясь, тут же забыв, что только что случилось у взрослых. До него донесся приглушенный шум голосов из кабинета, затем негромкий звонок снимаемой трубки телефона, и он в панике переместился к другой стене комнаты, чтобы не подслушивать. Линкольн вернулся через минуту: – Послушай, Чарли! Придется нам сегодня отменить ужин. Мэрион неважно себя чувствует. – Злится на меня? – Ну, в общем, да, – грубовато ответил он. – Сил у нее сейчас маловато, так что… – Хочешь сказать, что она передумала насчет Гонории? – Сейчас она очень злится. Не знаю. Лучше позвони мне завтра в банк. – Прошу, объясни ей, что мне и в страшном сне не приснилось бы, что эти люди могут здесь появиться. Я так же зол на них, как и вы… – Я ей сейчас ничего не смогу объяснить. Чарли встал. Взял пальто, шляпу, пошел по коридору. Затем открыл дверь столовой и произнес не своим голосом: – До свидания, дети! Гонория встала из-за стола и подбежала к нему обняться на прощание. – До свидания, любимая моя, – нерешительно сказал он, и затем, стараясь говорить нежнее, будто кого-то успокаивая: – До свидания, милые дети! V Чарли в ярости направился прямиком в бар отеля «Ритц», надеясь отыскать там Лоррейн и Дункана, но их там не было – и он осознал, что, как бы там ни было, от него теперь уже ничего не зависит. Он так и не выпил у Петерсов, так что сейчас заказал себе виски с содовой. В зал, поболтать с ним, вышел Поль. – Все очень сильно изменилось, – печально произнес он. – У нас сейчас оборот где-то в половину от прежнего. Многие, о ком я слышал, у себя в Штатах потеряли все – не в первой, так во второй волне кризиса. Я слышал, ваш друг Джордж Хардт потерял все, до последнего цента. Вы теперь в Штатах? – Нет, работаю в Праге. – Слышал, вы много потеряли в кризис. – Да. – И мрачно добавил: – Но главное я потерял во время бума. – Играли на понижение? – Вроде того. И снова на него кошмаром нахлынули воспоминания о тех днях: люди, с которыми они знакомились в путешествиях; люди, которые были не в состоянии даже сложить числа в столбик или произнести связное предложение. Бал на корабле; коротышка, которому Хелен позволила пригласить себя на танец и который оскорбил ее, не пройдя с ней рядом и десяти шагов; напившиеся или нанюхавшиеся до визга дамы и девушки, уносимые на руках из общественных мест… … мужчины, запиравшиеся дома и оставлявшие своих жен на улице в снегопад, потому что снег двадцать девятого года не был настоящим снегом. Если ты не хотел, чтобы он был снегом, нужно было просто заплатить. Он пошел к телефону и назвал номер квартиры Петерсов; ответил Линкольн. – Звоню, потому что никак не могу успокоиться. Мэрион что-нибудь сказала? – Мэрион плохо, – коротко ответил Линкольн. – Я знаю, что винить тебя тут практически не в чем, но я не могу позволить, чтобы она из-за всего этого опять впала в депрессию. Боюсь, что нам придется выждать полгода; я не могу рисковать, чтобы потом ждать, когда она снова вернется в нормальное состояние. – Понятно. – Извини, Чарли. Он вернулся за столик. Его стакан был пуст, но он отрицательно покачал головой, поймав вопросительный взгляд Аликса. Теперь он мало что мог поделать, разве что послать Гонории какие-нибудь вещи; завтра он пошлет ей кучу вещей. Он сердито подумал, что это были всего лишь деньги – он многим давал деньги… – Нет, больше не надо, – сказал он подошедшему официанту. – Сколько с меня? В один прекрасный день он вернется – нельзя же расплачиваться вечно! Ему был нужен его ребенок, а все остальное, кроме этого, теперь стало так себе. Он больше не был юношей с кучей прекрасных мыслей и мечтами для собственного употребления. Он был абсолютно уверен, что Хелен никогда не пожелала бы ему такого одиночества. |