Книга Нежные юноши, страница 204 – Фрэнсис Скотт Фицджеральд

А потом, в темной пещере такси, благоухавшей духами, которые он сегодня ей купил, Дженни придвинулась к нему, прильнула к нему. Он поцеловал ее, но не получил от этого никакого удовольствия. В ее взгляде и в губах не было и тени страсти; ее дыхание отдавало шампанским. Она с отчаянием придвинулась к нему еще ближе. Он взял ее за руки и положил их ей на колени. Ее ребячливое желание отдаться ему его шокировало.

– Ты мне в дочери годишься! – сказал он.

– Ты не настолько стар!

Она обиженно от него отодвинулась.

– В чем дело? Я тебе не нравлюсь?

– Надо было смотреть, чтобы ты не пила столько шампанского!

– Это почему? Я не в первый раз пью. Однажды даже напилась!

– Что ж, тебе должно быть стыдно! А если я когда-нибудь услышу, что ты пьешь, ты у меня попляшешь!

– Ну, ты и нахал…

– А ты что творишь? Что, любой щеголь из ближайшей лавки может тискать тебя, сколько вздумается?

– Ах, замолчи!

Какое-то время они ехали молча. Затем ее рука незаметно придвинулась к его руке.

– Ты нравишься мне больше всех парней, которых я знаю, разве я могу с этим что-нибудь поделать?

– Милая маленькая Дженни… – Он опять обнял ее.

Неуверенно замешкавшись, он поцеловал ее – и вновь его обдало холодом невинности ее поцелуя и взгляда, который в момент прикосновения был направлен за него, куда-то в ночную тьму, во тьму окружающего пространства. Она еще не подозревала, что величественность – это нечто в самом сердце; если бы она это в тот момент поняла и растворилась бы в разлитой во Вселенной страсти, то он взял бы ее без всяких сомнений и колебаний.

– Ты очень мне нравишься, – сказал он. – Наверное, больше всех. И все же я серьезно насчет выпивки – тебе нельзя пить!

– Я сделаю все, что ты мне скажешь, – сказала она; и повторила, взглянув ему прямо в глаза: – Все!

Это была ее последняя попытка; машина подъехала к ее дому. Он поцеловал ее в щеку и пожелал ей спокойной ночи.

Отъезжая, он ликовал и чувствовал, что живет сейчас ее молодостью и будущим – и чувствует жизнь гораздо сильнее, чем наедине с собой в последние годы. Вот так, чуть склонившись вперед и опираясь на свою трость, богатый, молодой и счастливый, он несся в машине по темным улицам, на которых горели фонари, прямо в будущее, о котором он еще ничего не знал.

III

Прошел месяц. Однажды вечером он сел в такси вместе с Фарелли и назвал водителю адрес последнего.

– Итак, ты влюблен в эту девушку! – весело произнес Фарелли. – Очень хорошо; я тебе мешать не буду.

Джейкоб ощутил огромную досаду.

– Я в нее не влюблен, – медленно произнес он. – Билли, я лишь хочу, чтобы ты оставил ее в покое!

– Разумеется! Я оставлю ее в покое, – тут же согласился Фарелли. – Я же не знал, что тебя это волнует, – она мне сказала, что ей не удалось тебя захомутать!

– Главное здесь то, что это не волнует и тебя! – сказал Джейкоб. – Если бы я видел, что вы влюблены друг в друга, разве стал бы я изображать из себя идиота и пытаться этому помешать? Но тебе на нее плевать, а она просто под впечатлением и слегка очарована.

– Точно, – согласился заскучавший Фарелли. – Да я бы ни за что на свете и пальцем к ней не притронулся!

Джейкоб рассмеялся:

– Ну да, как же! Просто, чтобы развлечься. Вот именно это мне и не нравится – и я не хочу, чтобы с ней случилось что-то… Что-то нехорошее!

– Я тебя понял. Я оставлю ее в покое!

Пришлось Джейкобу этим и удовлетвориться. Обещаниям Билли Фарелли он не верил, но знал, что Фарелли относится к нему хорошо и не станет действовать ему наперекор – разве что в дело будут замешаны более сильные чувства… Сегодня вечером они держались за руки под столиком, и это его разозлило. Когда он стал ее упрекать, Дженни солгала, сказав, что ему показалось; она сказала, что готова немедленно ехать домой, и сказала, что сегодня даже разговаривать с Фарелли не станет. После чего он почувствовал, что ведет себя глупо и смешно. Было бы легче, если бы после того, как Фарелли сказал: «Итак, ты влюблен в эту девушку», он бы просто сказал: «Да, это так».

Но это было не так. Он теперь ценил ее гораздо сильнее, чем раньше. Он наблюдал, как в ней пробуждается ярко выраженная личность. Ей нравились простые и тихие вещи. У нее проявилась способность определять и отбрасывать от себя все банальное и несущественное. Он попробовал было советовать ей, какие книги читать; затем, подумав, он перестал это делать и стал знакомить ее с разными людьми. Он создавал ситуации и затем их ей объяснял, и ему доставляло удовольствие видеть, как у него на глазах расцветало понимание и рождалось чувство такта. Он ценил ее безусловное к нему доверие и тот факт, что при оценке других людей она использовала его как эталон.

Еще до того как фильм Фарелли вышел на экраны, ее работа на съемочной площадке была оценена по достоинству: ей предложили двухлетний контракт, четыре сотни в неделю на первые полгода, а затем – плавное повышение. Но для дальнейшей работы нужно было переехать на Побережье.

– Может, лучше не торопиться? – сказала она однажды, возвращаясь вместе с ним в город. – Может, будет лучше, если я останусь здесь, в Нью-Йорке, рядом с тобой?

– Надо ехать туда, куда зовет работа. Ты уже вполне самостоятельная. Тебе семнадцать!

Семнадцать? Ей было ровно столько же, сколько и ему; она находилась вне времени. Судьба все так же сияла в ее черных глазах под желтой соломенной шляпкой, словно она только что не предлагала ему отказаться от этой судьбы ради него.

– Я иногда думаю, что если бы не ты, то нашелся бы кто-нибудь другой и заставил бы меня чего-нибудь добиться, – сказала она.

– Ты всего добилась сама. Выброси это из головы – ты от меня не зависишь!

– Завишу. Все – благодаря тебе.

– Но это не так! – с чувством произнес он, хотя и не стал дальше спорить; ему нравилось, что она так думает.

– Я не знаю, что бы я без тебя делала. Ты – единственный друг… – И она добавила: – Которого я люблю. Понимаешь? Ты меня понимаешь?

Он рассмеялся в ответ, увидев, как рождается ее эгоизм, что подразумевалось из ее права быть понятой. В тот день она выглядела прекраснее, чем когда бы то ни было, она была изысканной, отзывчивой, но и нежеланной – для него. Иногда он задумывался: а не была ее холодность заметна лишь ему одному, не была ли она только одной из ее сторон, которую она – может быть, вполне сознательно – демонстрировала только ему? Лучше всего она себя чувствовала в компании молодых мужчин, хотя и притворялась, что всех их презирает. К ее легкой досаде, Билли Фарелли послушно оставил ее в покое.

– Когда ты приедешь в Голливуд?

– Скоро, – пообещал он. – А ты будешь иногда приезжать в Нью-Йорк!